27.09.2017 в 12:29

Пишет  Волчица Юлия:

Волчьи приколы. Братик ссылку прислал.
Оригинал взят у в Про волков

@темы: иллюстрации

---

По пути на работу пересекла Первомайский сквер. Справа от фонтана композиция, смутно отдающая садом камней. И деревца изогнутые. И множество цветной листвы, и ведь именно что багряной, бордовой и всех этих сочных оттенков глубокого-красного. Не хватало, наверное, только холмистости, и вот она сладкая мечта юности — Приморье.
А дальше голова стала не на месте. Нск — азиатский город. Именно географически. Эта широта, обилие пространства, света, воздуха — именно то, чего мне не хватает при переезде за Урал. И тут же борьба за европейские ценности, нежно любимый конструктивизм (мне очень-очень нужна открытка с 3д Домом под часами).
Свернула из сквера. И мимо деревянной а-ля томской архитектуры, мимо сталинок на подходе к химерному НУИНУ вспомнила, что Самайн близок, а там немногим больше полутора месяцев и всё станет хорошо. Йольское ощущение не может не сделать хорошо.

Если это сейчас кого-то шокировало или оскорбило — мнение автора ведь сугубо индивидуально, так что не рассчитывайте актом диверсии — это всего лишь ИМХО.

@темы: Узколобик в собственном соку

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из письма

"Роль музеев в инф. обеспечении ист.науки" появилась в доступе в РИНЦ:
1. Заходим по ссылке: elibrary.ru/item.asp?id=26624337
2. Справа вверху есть панель "Инструменты", в ней нажать на пункт "Загрузить полный текст", он появится в отдельном окне.
3. Если требуется сохранить текст на своем компьютере, надо выбрать опцию "Отправить публикацию по электронной почте", указав нужный адрес.
"Роль библиотек в инф. обеспечении ист.науки" появилась в доступе в РИНЦ – elibrary.ru/item.asp?id=29806592

@темы: ссылки, Once we went on business, me and Rabinovich, или трудовыебудни, библиотека

---

Кафедральное дежурство. Выходим в эфир.

Когда в очередной раз меня накрыл кризис индивидуальности, захотелось крем для морды лица, отрастить волосы и перечитать систему Кибби. Крем стоит под тысячу деревянных, волосы мне отращивать дико лень, а киббигории так и остаются тёмным лесом. Всё через жопу.

Интересы как-то устаканились. Фолк-музыка, мюзиклы (а не театр ан масс), история моды и история еды, советский кинематограф с его баечками, Восточная и Северная Европа (обряды, обычаи, сказки, легенды, тосты, гастрономия, идеи и идеалы), акварельные рисунки, языческие боги Европы, нижний пантеон, синтез христианства и язычества, фольклористика, обереги. Короч, культурология и религиоведение. Всё относительно по профилю диплома.

Купили вчера в "Сибирской горнице" Шевченко, можно акцию памяти Тараса Рыгоравича разрабатывать. Работа no vagina no Reda Cohorta, вечеряли арбузом (приятно, знаете ли, не самым тёплым сибирским октябрьским вечером навернуть арбузика) и "Ургой" — славное кино от Микиты Сергеевича ещё не проникшегося домашним уютом Ливадии. Оценила идею в колу дольку лимона подкладывать, вполне неплохо получается. А ещё у нас есть добротное двуспальное одеяло, и это отдельно постоянно радует. Всё необычайно хорошо сложилось.

@темы: Узколобик в собственном соку

---

www.instagram.com/p/BNPHUxuDmXE/

@темы: ссылки

---

20.09.2017 в 02:51

Пишет  Rovina:

Читала статью с историей швейных машинок, натолкнулась на интересное отображение:

"Во времена Мао Цзэдуна в Китае была поговорка, которая характеризовала благополучие семьи: «Один говорящий, три крутящихся». Это означало то, что в семье есть часы, швейная машинка, радио и велосипед."

@темы: ссылки, библиотека

---

29.04.2011 в 21:16

Пишет  N.K.V.D.:

из серии "украинский хоррор"

Венера Миргородская

Ты, дочка, поправляй меня, не смущайся. Времена сейчас другие, для меня, старика, непривычные, значит, и слова иными стали. Вот ты говоришь «фольклор», по-нашему же «байки» выходит, не иначе. Только неправильно это, политически даже неверно. Фольклор – он у немцев с их музыкантами Бременскими. А у нас какой фольклор? Ведьмы да упыри, басаврюки да потопельники. Тьфу, одним словом! Как с таким добром – да в газету?

А мы прежде не встречались, дочка? Лицо мне твое больно знакомое. Тебя по телевизору, часом, не показывали?

И – ладно! Фольклор так фольклор, будет тебе чего в воскресный номер ставить. Хоть история эта, сразу скажу, совсем не веселая. Не воскресная совсем.

Ну, слушай, дочка!

Началось все, когда разменяли старого пана. Чего с ним сделали? Эх, дочка, твое счастье, если такое переводить требуется. Не слыхала? Руководствуясь, стало быть, революционной законностью… В общем, убили человека. Нагло убили, у крыльца собственного, из дюжины стволов – да в упор. Вот так!

Зима тогда была – январь нового, 1918-го, как раз прежний календарь отменили вместе с праздниками поповскими. Приехал в наши Терновцы из уезда (из районного центра, если по-новому) красногвардейский отряд во главе с самим товарищем Химерным, чтобы революционные завоевания у нас утвердить. Памятник в сквере посреди Ольшан видела? Вот он и есть, товарищ Химерный, даже «маузер» его узнать можно. Прибыли наши славные товарищи, декреты на майдане народу прочли, церковные врата гвоздями заколотили, и началась правильная власть. А чего правильная власть перво-наперво делать должна? Нет, дочка, про землю и заводы в учебнике написано, на самом же деле требуется врагов лютых извести. Ты права, про такое сейчас лучше не писать, это я тебе для пущей ясности. Собрался народ, и молодицы, и хлопцы, и постарше кто – да всей толпой к маентку панскому. А там, как на грех, старый пан оказался. Хотел уехать, говорят, только не успел. Отчего «на грех»? Так то в прежние годы я такой отчаянный был, сейчас иначе думается. Живой ведь человек тот пан, хоть и его превосходительство.

Надо тебе сказать, дочка, что панов мы наших очень уж не любили. Не только за то, что они лучшую землю к руками прибрали, а их деды наших на конюшне вожжами охаживали. В соседних селах не лучше жилось. Только панский род – особый. Предки панов наших такими же казаками числились, как и наши прадеды-прапрадеды. Избрали товарищи войсковые своего побратима сотником за доблесть и лихость, а он извернулся – да потомкам своим сотню оставил. И стали они сотниками без всяких выборов-демократий. А потом, когда царица Катерина, трясця ее матери, казаков в крипаков обернула, сотник, что первому сотнику внуком был, все село в крепость и записал, всех своих сотенных товарищей. Были мы войском славным, а стали паны и холопы. Кто ж таких панов полюбит?

А еще рассказывали, будто не просто так наши сотники в великие паны выбились. Не без чаклунства и ворожбы обошлось! Может, и врали, сама, дочка, говоришь: «фольклор». Только верили в это крепко. Много, ох много о панах-ворожбитах баек сложено было! Считай, в каждом колене у них то колдун, то ведьма, то мертвяк неупокоенный, что по церкви ночами бродит. Словно прокляли род панский за то, что своих собственных товарищей рабами сделали. Оттого и чудили их превосходительства, родных дочек в камне замуровывали. Не слыхала? И про их родичей, что в Ольшанах мертвецкий театр устроили, не знаешь? Ну, это иная история, не для газеты.

И еще знали: великий скарб у сотника имелся. Привез он богатства из земли турецкой, где воевать довелось. И золото там было, и каменья цветные, и жемчуг. Не один сундук для того скарба понадобился. Привез сотник добро – спрятал и словцо верное наложил. И будто скарб тот великую силу всему роду их панскому давал; наследники тоже не ленились, к старым сокровищам новые прибавляли.

Всякий в Терновцах про скарб панский ведал. Искать пытались, но только скарб заговоренный найти ох как непросто. Не таков он, чтобы без хлопот в чужие руки даться! Вот из-за скарба все и случилось.

На пана старого зла особого не держали. Генерал, конечно, адъютант царский, но подлых дел не творил. Сыновья его на войне Германской были, а он, на грех, в имении остался. Эх, чего ему в Париж не уехать?

Пришли мы толпой всей к воротам чугунным, распахнули их настежь. Заходи, казак, кончилось панство! И к крыльцу, а на крыльце – пан. В мундире, в орденах золотых, при сабле наградной.

Ждет.

Поначалу не хотел никто дурного. Прочитал товарищ Химерный приказ о передаче маентка панского в собственность трудового народа да велел пану из дому убираться. Даже время дал – вещи собрать. И все бы тем кончилось, но тут Петро, дядько мой, возьми и крикни: «Скарб! Пускай скарб свой народу отдаст!»

Сколько было мне тогда? Совсем немного, из-за плетня едва выглядывал. Но – помню, не забудешь такое. А дядьке моему двадцать два исполнилось, только с фронта пришел.

И покатилось! Заорали, засвистели, кулаками замахали: «Отдавай скарб! Верни народу!» Старому пану руками бы развести, про «фольклор» напомнить, посмеяться даже. Сама, дочка, знаешь, почти в каждом селе про скарбы байки рассказывают. Так, видать, гордость панская не позволила. Одернул он мундир, ордена золотые на груди поправил – и говорит в полный голос. Как сейчас помню каждое слово: «Не для ваших рук, – говорит, – холопы, скарб наш фамильный! Заговоренный он – на все ваши головы, на всех, кто попробует его достать. Если не жалко вам голов ваших холопских, то пусть его Проклятая покажет, хоть и не с руки ей это. А убьете меня – смерть из-под земли выпустите!»

Крепко сказал. Растерялись мы, переглядываться стали. Непонятно, да и боязно слегка. Слыхали ведь про заклятие-проклятие панское! Но тут кто-то и крикни: «Так ведь церковь ветхая! Ее еще Проклятой кличут!»

А надо тебе знать, дочка, что кроме церкви, которую товарищ Химерный гвоздями заколотил, была у нас еще одна – старая. За селом стояла, больше века как брошенная. Не любили мы то место и церковь старую не любили. Болтали, будто ночами нежить там собирается, шабаши свои справляет. Байки, конечно, но церковь и вправду иногда Проклятой называли.

Что дальше – понятно. Заорали, похватали лопаты и ломы, кто чего нашел. И к церкви – скарб панский искать. А как не нашли, тут же, у крыльца, пана старого в упор и разменяли. Упал он в лужу крови своей панской, поглядел последний раз в небо ночное…

Чего в церкви раскопали? Не ходил я туда, а толковали по-всякому. Будто бы домовина там была, а в домовине той – упырь. И про ведьму говорили, и про иное, что не к ночи. Байки, одним словом! Только знаю – скарба не отыскалось. Потому и озлобился народ.

Потом, как тело панское в реку под лед скинули, принялись по всему маентку рыскать. Даже склепы, где паны, в давние годы усопшие, покой вечный вкушали, и те не пощадили. Ты про это не пиши, дочка, самому вспоминать неохота…

Уехал товарищ Химерный по прочим селам народную власть устанавливать, у нас же разное началось. Сама, дочка, в школе учила, знаешь. То германцы, то гетьманцы… А в 19-м году, когда красные вернулись, учредили у нас в селе коммуну. Нет, дочка, не колхоз, колхозы после уже появились. Коммуна – чтобы, значит, прямиком в светлое будущее, без пересадок. Возглавил нашу коммуну мой дядько Петро, потому как был он человеком проверенным, партийным. А разместилась она в бывшем панском маентке. Я тоже туда записался, хоть и мальчишкой был.

И вот однажды вечером, как с поля мы вернулись, говорит мне дядько Петро:

– А ведь не обманул нас старый пан! Правду сказал, только хитро.

– Ты про что, дядьку? – подивился я. – Про скарб панский? Байки это все, каждый теперь знает!

– Каждый, каждый! – смеется дядько. – А вот пойдем покажу!

И пошли мы прямиком в парк панский. Это сейчас, дочка, от него почти что ничего не осталось, а тогда парк в самой красе стоял. Деревья вековые, кусты розовые, беседки камня резного. Диво – не парк! И вот на дорожке, что мимо флигеля к пруду ведет, видим мы постамент круглый вроде тумбы, а на постаменте том – женщину. Статую, понятно, только тогда я еще слова такого не знал. Стоит себе, красивая, в платье легком, лицо тонкое, заглядеться можно. Но – сердитое. Наверно, потому, что левой руки у женщины нет, отбита по самое плечо. А правая ничего, целая, вперед указывает. Вперед – и вроде как немного вниз.

– Знаешь, кто это? – дядько спрашивает. А сам смотрит на меня хитро так. Мол, не знаешь, а я вот знаю.

Только я тоже не мочалом подпоясанный. Хоть мал был, да любопытен, всю библиотеку панскую (то, что на раскурку еще не пустили) перелистать успел. Конечно, больше картинки в книжках разглядывал, но и картинки помочь могут.

– Это, дядя, – говорю, – богиня римская. Зовут – Венера. Сделали Венеру две тыщи лет назад из камня-мрамора. А потом прадед старого пана ее из страны Италии в наши края привез, потому и зовут ее – Венера Миргородская.

Сказал – и на дядьку смотрю. Знай, мол, наших! А дядько Петро меня по волосам треплет, улыбается:

– Молодец, хлопчик! Верно сказал, только не все. Не две тысячи лет ей, Венере этой. Ее тогда и сделали в стране Италии для прадеда нашего пана. Подобие, а если правильно – точная копия. Венерой Миргородской ее и в самом деле называли, потому что во всей округе такой красоты мраморной еще не видали. Но так ее больше в книжках величали, а меж собой шептали иначе – Венера Проклятая.

Так и обмер я, сообразив, к чему дядько клонит. Поглядел я ей, мраморной, в лицо сердитое, подумал. А потом и удивился:

– Дядько Петро! Да это же просто камень. Как ему проклятым быть?

– А вот узнаю! – отвечает дядько.

И ведь правда – узнал.

Перед тем как урожай собирать, устроили мы, как и полагается, митинг. Про хлеб для Армии нашей Красной речи сказали, про Деникина-гада и его Антанту. Хорошо говорили, душевно – молодые все были, веселые. Стою я в первом ряду, на дядьку гляжу, что телеграмму товарища Химерного читает. Не забыл он нас, из-под самого Киева весточку прислал. И тут смотрю – новенькая у нас. Тоже в первом ряду пристроилась, тоже с дядьки глаз не сводит. Красивая дивчина – и непростая, сразу видно, из города. А то, что на дядьку смотрит, понятно, справным он хлопцем был, дядько Петро, все дивчины в округе сохли. А вот жизнь не заладилась. Едва поп его обвенчал, так на фронт германский и забрали. Пока дядько под Ригой с Вильгельмом бился, жинка сына родила. Родила, бедная, а через неделю и померла. Вернулся дядько с войны, на могилке поплакал, сына Васылька у свояченицы в хате пристроил… И так бывает.

Сказали мы речи, про «проклятьем заклейменный» спели. Думал, все – так нет. Выступает мой дядько вперед:

– Подождите, товарищи! Еще слово к вам имею.

Подумал немного, будто сомнения отгонял, кудрями черными тряхнул.

– Вот чего! Завтра мы в поле выйдем, чтобы хлеб народный не пропал, и не будет у нас заботы важнее. Потому сегодня с иным делом разобраться следует. Я вам расскажу, а вы уж решайте…

И начинает про что ты, дочка, думаешь? Все про тот же скарб. Напомнил, чего было, а после и к Венере мраморной перешел. Не тратил дядько времени даром! Когда в Харьков-город по делам партийным ездил, в библиотеку зашел, а потом еще и в университет тамошний, к панам ученым. Все узнал! Оказывается, Венеру Миргородскую не зря иначе называли. Ох не зря!

– Фигура та каменная, товарищи, – дядько даже голос повысил для убедительности, – по-научному же «статуя», в стране Италии гиблую славу имела с самых стародавних времен. Жертвы ей людские приносили, кровью обливали, не жалея. Вроде как бесов тешили. Такой факт, товарищи!

Зашумели мы, негромко, правда, вполголоса. Кто-то перекрестился даже.

– А пан наш – тот, что статую заказал, хитер оказался. Рассказали мне в городе Харькове знающие люди такую историю: сделал пану мастер итальянский копию точную, мраморную. А пан кому надо лапу салом смазал – и Венеру настоящую подменил. Подменил – и к нам привез. Возмущались люди в стране Италии, только у пана золота хватало, заткнул он тем золотом глотки. Кому заткнул, кому и залил. Развели товарищи итальянцы руками, извинились. Ошибка вышла, мол, погорячились. Вот вам следующий факт, товарищи!

Ох, интересно мне стало! Словно не наяву все, словно книжку читаю про Ника Картера или про самого Шерлока Холмса. Да разве только мне одному? А дядько меж тем дальше ведет:

– Проклятой же ее, статую, прозвали за дело. Как привезли ее в маенток, стали место в парке готовить, пропала в селе нашем дивчина. Красивая была, говорят, получше всякой итальянской Венеры. Искали – не нашли. Только слух прошел, будто пан велел дивчину схватить и под статуей живьем закопать ради чаклунства своего упыриного. Поднялся шум да быстро стих, вновь панское золото всем рты закрыло. Потому и проклята она, Венера Миргородская. Это, товарищи, факт третий и последний.

– Так чего? – не выдержал кто-то. – Выходит, девка мраморная скарб стережет? Она нам золото панское и покажет?

Пустое спросил! Зашумели коммунары, нахмурились. Пусть и неправда все, байки старые, только зачем такая Венера нашей коммуне? Пусть берет кто хочет! Проголосовали – все «за». Гляжу – и дивчина новая «за».

– Вопрос ясен! – рассудил дядько Петро. – Пошли в парк, товарищи!

Нет, дочка, статую ломать не стали. Все-таки резьба затейливая, память историческая. Сняли ее с постамента – и за ограду вынесли. Уноси, не жалко! А потом постаментом занялись. Сковырнули с места, копнули на аршин… Эх, дочка, если бы скарб! Валялись там кости человечьи, а меж костями – монисто стекла цветного да перстенек медный. Выходит, верно говорили люди. И вправду – Проклятая Венера!

Ночью не выдержал, за ограду выбрался, к статуе подошел. Лежит она в траве, спокойная такая, и лицо уже не злое, обычное. Даже почудилось, будто улыбка по губам ее мраморным скользнула. Чего только в темноте не привидится? А я стоял возле нее и думал: неужто паны наши в дикость подобную верить могли? За что дивчину страшной смертью сгубили? Как идол мраморный скарб хранить может? Да и есть ли он, этот скарб?

Вот такой он, дочка, фольклор вместе с Шерлоком Холмсом.

А дядько мой недолго прожил. Дивно даже: молодой совсем, а не на войне сгинул. Так просто умер. Собирали мы урожай наш первый коммунарский, торопились, потому что Деникин уже Харьков взял. Дивчина та, что из города, с нами осталась. Не просто осталась – от дядьки Петра ни на шаг не отходила. Он в поле, и она в поле, он на ток, и она туда же. Даром что городская. Все видели, все и радовались. И в самом деле, сколько такому казаку, черноусому да пригожему, одному жить и сына без мамки на ноги ставить?

Поговаривали, будто инструктор она из союза молодежи, но так ли это, кто знает? А как звали, не запомнил отчего-то. Странно даже, всякая мелочь на ум приходит, а тут!..

Заболел дядько за неделю до Деникина. Мы уже эвакуацию начали, отряд из хлопцев собрали, а он и слег. Говорили, будто лихорадка, врач из Ольшан приезжал. Помню, белым мне дядько мой Петро казался, мрамора белее. И – холодный весь. Думал я: что за лихорадка такая непонятная? Или иную заразу кто занес? А еще помню – дивчина та только возле него и была. Так и сидела, днем, ночью. Не отдыхала даже.

Умер дядько Петро, похоронили мы его, звезду из жести над могилой поставили – и на север, вслед за Красной Армией. Вовремя! На следующий день к нам в село деникинцы пожаловали, а с ними – два сына панских. Ох и не повезло тем из коммуны, кто решил остаться!

И вот что еще странно, дочка. До последней минуты та дивчина рядом с дядькой была, а на погост не пришла. Удивлялись мы все. Как же так? Только не спросишь, не видели мы ее больше.

Про Венеру я через десять лет вспомнил, в самую коллективизацию. Тогда в имении панском уже не коммуна была – МТС. А я в селе нашем комсомолией верховодил. И вот прислали к нам на укрепление хлопца одного – по культурной линии. Решило руководство при станции машинно-тракторной газету организовать, вот его редактором и назначили. Максимом звали. Веселый хлопец, решительный. Прозвище мы ему дали Карандашенко, потому как Максим всегда с собой карандаши таскал – целых семь штук, чтобы, значит, разных цветов были. И вот услыхал Максим Карандашенко про историю с Венерой. Услыхал – и сразу загорелся, словно сухой очерет. «Найду я скарб!» – сказал. И что ты думаешь, дочка? Нашел – только не совсем то, что думал.

А искал он так. Узнал у всех, кто что запомнил, меня тоже расспросил, целый день не отставал, чего рассказали, в тетрадь записал – и стал крепко думать. Особенно про слова панские, перед смертью сказанные. Помню, он, Максим, эти слова на отдельный листок занес и с тем листком не расставался. «Тут ключ!» – повторял.

Приходит однажды он ко мне – и листок на стол. Гляди, мол, товарищ. Гляжу – подчеркнуты там красным карандашом слова. Какие слова? А те, что «Проклятая покажет». «Думали об этом?» – спрашивает. Думали, отвечаю. «А как думали?» Я ему про тумбу, пьедестал которая, а он головой качает. Не в том, мол, сила.

Вот тогда ему Венера и понадобилась. Только как ее найдешь после стольких-то лет? Сходили мы на место, где она в траве лежала, все вокруг осмотрели. Да где там, словно под землю ушла! То ли еще при Деникине забрали (недаром сыновья панские приезжали!), а может, и наши расстарались, куда подальше определили.

Ладно.

Не вышло с Венерой, тогда Максим ее рисовать стал – со слов наших. Даже дивчину одну попросил на месте, где тумба была, в виде Венеры с рукой протянутой постоять. Дивчина та вроде бы при МТС числилась. Строгая такая, в красной косынке, в очках железных. Почему «вроде бы»? В том-то и дело, что «вроде». Звали? Нет, не помню, давно дело было.

Постояла дивчина вместо Венеры, серьезно так, не улыбаясь, а Максим рисунок закончил, сложил вдвое и ко мне повернулся.

– Как вы мыслите, для чего пан перед смертью те слова говорил? – спрашивает. – С какой радости вам про скарб рассказывал?

– Не из радости, а из злобы классовой, понятно, – отвечаю. – Гонор свой панский напоследок тешил.

– И так быть могло. – Карандашенко кивает. – Только вот иная мысль имеется. Что, если про скарб один он и знал? Сам прятал, сам хранил. И захотелось пану сынам своим место верное подсказать, ведь о его словах все узнают. Но подсказать тонко, чтоб свои лишь поняли.

– «Проклятая покажет»? – начинаю понимать. – Чтобы Венера место указала? Так одной руки у нее не было…

– Зато вторая на месте! – Карандашенко смеется. – Эх, жаль, потеряли мраморную. Ну ничего. Все к одному сходится – сюда рука указывала. В эту самую точку!

И на место среди травы кивает. И мы с дивчиной киваем: вроде без ошибки, туда палец мраморный целился.

И – пошли за лопатами.

Нашли? Да, почти сразу. Земли полсажени сняли, а под ней – крышка деревянная. Сундук! Собрали мы народ, пояснили, что к чему, и стали панскими сокровищами любоваться.

А ничего такого, дочка, там и не было. Оружие только – старое да ржавое. Револьверы, патроны к ним и еще другие патроны – к винтовке «мосинской». Вот и весь панский скарб. Патроны и прочее мы в сарае заперли, позвонили куда следует, да и разошлись по работам. Обидно было, конечно. Обманул, выходит, старый пан!

Один лишь Карандашенко не унывал, нас подбадривал. Не верю, мол! Не всё это, совсем другое пан прятал. Хитрость тут, но я хитрость панскую наружу выверну. Уверенно так говорил.

А наутро сгинул наш Максим. Только через три дня и нашли – в речке Студне за четыре версты. Да куда там купался! Одетый был, при оружии. А в «нагане» двух патронов, между прочим, не оказалось. Стрелял напоследок, выходит.

Что началось, понять легко. А тут и дивчина пропала – та, что строгая и в очках. Обыскались – нет нигде. То ли ее вместе с Максимом враги народа угробили, то ли наоборот совсем. Ведь у нас в селе считали, что она в МТС служит, а на станции – будто сельская она, при школе. И документы ее ненастоящими оказались, даже фотография совсем другая.

Верно, дочка, я тоже дивчину, что с дядькой моим Петром дружила, сразу вспомнил. Только не она это – и возрастом не вышла, и лицом иная. Правда, внешность ее мы как раз и не запомнили. Следователь нас и так, и этак, а мы руками разводим. Очки помешали, наверно. А рисунок, что Карандашенко с нее снимал, пропал, и все записи пропали. Вот и думай как хочешь.

Потом у нас много про классовых врагов говорили и про бдительность утраченную, только кое-кто иначе считал. Нехорошее дело – панский скарб. Ой, недоброе! Не ошибся старый пан, выпустили мы смерть из-под земли.

И снова десять лет Венеру мы не вспоминали. Не совсем, понятно. Говорили меж собой, о скарбе проклятом думали. Многие точно уверовали – есть он, скарб! Хитер был его превосходительство, глаза всем отвел. Эх, не уберегли мы Максима!

После… После, известное дело, война. А как немцы к нам осенью пришли, так с ними один из сыновей панских объявился – младший. В форме немецкой, говорит не по-нашему, но все равно узнали. Узнали – да и поняли, зачем вернулся. И в самом деле, взял он десяток Гансов с лопатами и стал все вокруг перекапывать. Прав оказался бедняга Максим – не знали сыны панские точного места. Но в скарб крепко верили.

Нашли? Не успели – партизаны из отряда имени товарища Химерного о них позаботились. Переводчица, что при немцах была, отряд прямо в маенток провела мимо постов. Чисто всех положили, без потерь почти. И пана-предателя, и немцев его. Вот только дивчина в том бою пропала. Искали, все осмотрели – нет ее. Ну, на войне и не такое случается.

А мне довелось, правда, уже в 1944-м, в санаторий попасть. Нет, это не к тому, что я вместо фронта здоровье укреплял. Ранили меня за Днепром у города Белая Церковь. Плохо ранили, рана загноилась, так что после госпиталя отправили меня долечиваться под город Москву в бывший графский маенток. Ох и маенток! Красиво там, что в доме, что в парке. Статуи стоят мраморные – с руками и без. Вот тут-то я Венеру нашу и вспомнил. Но не из-за мраморов.

Иду я как-то по аллее парковой, красотами любуюсь. Гляжу: вот так диво! Васыль, брат двоюродный, дядьки Петра сын! Тот самый – вырос только. В командирской форме, голова в бинтах, грудь в медалях. Ну радость!

Обнялись мы, а потом целый день не расставались, все наговориться не могли. Он про фронт – и я про фронт, он про село наше – и я про село. Он ведь, Васыль, из дому еще до войны уехал – на командира Рабочей и Крестьянской учиться. И Венеру вспомнили, чтоб ей еще глубже под землю провалиться. Конечно, это я больше рассказывал, Васыль Венеру ту и не видел ни разу. Стало ему интересно, поведал я все, чего помнил: и про дядьку, и про Максима. А Васыль кивает, подробности выспрашивает, уточняет. Особенно про панские слова и про то, как статуя пальцем в траву указывала. Выспросил, покрутил головой.

– Не все твой Карандашенко понял, – говорит. – Хитрую вещь паны наши придумали, да мы похитрей будем.

А через дня три позвал он меня в библиотеку. Богатая в санатории оказалась библиотека, с графских еще времен. Усадил Васыль меня за стол, книжку большую на непонятном языке развернул – там, где картинка на всю страницу:

– Гляди!

Гляжу. И что ты думаешь, дочка? Она – Венера Миргородская. Вернее, не совсем она.

– Миргородской ее у нас прозвали, – Васыль поясняет. – А в Италии именовалась она Венерой Капуанской и хранилась в научном музее в портовом городе Неаполе. В том самом, откуда дивизия пришла, которую я на Волге с друзьями моими добивал, в землю заколачивал. Только не в том интерес. Смотри, все так, как ты помнишь, или иначе что?

Да чего там смотреть? И так ясно: на рисунке-то Венера не с одной рукой – с двумя. Правая – та, что уцелела, – вперед и вниз указывает, а вот левая… Эге! А Васыль смеется:

– Чего пан перед смертью говорил? «Проклятая покажет, хоть и не с руки ей это». Так? А почему «не с руки»? Потому, что потеряла она руку! Не иначе по панскому приказу и отбили, чтобы тайну скрыть. А сундук с оружием пан для отвода глаз закопал, умный был, вражина. Это вроде как мы ложный аэродром у себя строили, чтобы немцев-гадов с толку сбить.

Гляжу на картинку – точно. Вот так закавыку удумал старый пан! На сынов своих надежду имел, они-то помнили, куда левая рука указывать должна. Только, видать, не по умишку им Венера оказалась. Оскудели мозги панские!

– Скоро, как отпуск мне выправят, домой заеду, – Васыль продолжает. – Возьму с собой дивчину мою, подругу боевую, могиле батьки поклонюсь. А заодно и вопрос с Венерой урегулирую, потому что оставил мне его батька вроде как в наследство. А вопрос почти ясный, только погляжу, куда рука Венерина указывать могла.

А я про другое думаю. Венера – ладно, а вот что за дивчина? Никак скоро на свадьбе плясать?

С дивчиной, как оказалось, Васыль в госпитале познакомился. И так познакомился, что решение тут же принял. Значит, и в самом деле – попляшем. Доброе дело!

Нет, дочка, не видел я ее. Саму не видел, а вот фотографию Васыль показал. Красивая дивчина, в форме военной, при медалях. Только лицо какое-то… Не злое, конечно, но будто расстроил ее кто. А так – справная, слов нет. Залюбовался я ею, родственницей моей будущей, а потом взгляд на Венеру, что на картинке, перевел. Протер глаза, снова взглянул… Почудилось, конечно! Это только в твоем фольклоре, дочка, мрамор оживать в силах. Мало ли что чудится? Вот, к примеру, мне все кажется, будто встречались мы с тобой уже, виделись…

А Васыль… Эх, и вспоминать страшно! Погиб Васыль – почти у самых наших Терновцов. Ехал на машине, домой спешил, да и на мину напоролся. Большие там у нас бои были, много смерти железной в земле осталось. И он сгинул, и дивчина, что с ним ехала. Так разнесло бедных, что и узнать нелегко было.

Тем и кончилось, дочка. Положили Васыля рядом с батьком его…

Вот, стало быть, дочка, такая история. А скарб? Что скарб! Как Васыля не стало, не захотелось мне о скарбе проклятом и думать. Тони он в болоте, цур ему! Да и мне самому домой попасть довелось не сразу. Долго война кружила, а после войны за кордоном служить пришлось. Ну, это долгий рассказ.

А вот недавно решил я поглядеть, что оно и как. Там сейчас, в бывшем маентке панском, пусто. Дом в войну сгорел, а парк немцы на дрова пустили. Грязно всюду, неуютно, а ведь какая в прежние годы пышность была! Нашел я место, где Венера стояла, – да все разом и вспомнил. Эх, думаю, что за тайну ты, Проклятая, прятала? Представил я ее, мраморную, и руку левую представил. Куда указывала? Ошибиться могу, конечно, но вроде бы на флигель, что напротив стоял, а точнее если – на вход в подвал. Он, подвал тот, сейчас землей закидан, но флигель ничего, стоит.

Вот и думаю, не взять ли мне лопату да не пройтись ли туда, к флигелю, чтобы разъяснить вопрос? Правда все это – или просто байки? Фольклор, если по-нынешнему. Сегодня как раз собирался, а тут ты, дочка, и пожаловала.

Так из какой, говоришь, ты газеты?

@темы: библиотека

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Идёт мужик по лесу. Навстречу ему старушка. Мужик говорит:
— Бабушка, что же ты делаешь в такой глуши?
Бабка отвечает:
— Я, сынок, Баба Яга. Хожу, вот, по лесу, собираю мухоморы. Потом их с говном смешиваю, и на спирту настаиваю. Получается целебная настойка, я её людям продаю, тем и живу. Хочешь, и тебе секрет целебной настойки расскажу?
— Нет, спасибо, бабушка, — говорит мужик, — как деньги на говне с мухоморами делать, я и сам знаю.
Баба Яга развернулась и пошла в свою сторону, а Пелевин в свою… (c)

@темы: библиотека

---

Принесло Берканиным постом паблик, тащу — остановиться не могу.

"Два еврея в Москве читают газеты. Один из них говорит другому: "Абрам Осипович, наркомом финансов назначен какой-то Брюханов. Как его настоящая фамилия?"
Абрам Осипович отвечает:
"Так это и есть его настоящая фамилия - Брюханов".
"Как! - вослицает первый. Настоящая фамилия Брюханов? Так он - русский?"
- "Ну, да, русский".
- "Ох, слушайте, - говорит первый, - эти русские - это удивительная нация: всюду они пролезут".
***
А когда Сталин удалил Троцкого и Зиновьева из Политбюро, Радек при встрече спросил меня: "Товарищ Бажанов, какая разница между Сталиным и Моисеем? Не знаете. Большая: Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин из Политбюро."
Борис Бажанов «Воспоминания бывшего секретаря Сталина», 1930

Шотэй Такахаси "Японская редька, крысы и морковь", 1930

@темы: цитаты, иллюстрации, библиотека

---

ИМХО, это прекрасно!

@темы: иллюстрации

---

H&M мне просто феерично греет душу. Возвращение 90-х в одежде, вот не могу рационально это объяснить, но очень меня радует. Хотя никто в моей семье так не одевался, а поди ж ты, у меня невероятное умиление накатывает от грубых ботинок, джинсов с высокой посадкой и фланелевых рубашек.

www2.hm.com/ru_ru/productpage.0500348001.html
www2.hm.com/ru_ru/productpage.0523990002.html
www2.hm.com/ru_ru/productpage.0500348003.html
www2.hm.com/ru_ru/productpage.0512699001.html
www2.hm.com/ru_ru/productpage.0496819011.html

@темы: ссылки, вишлист, Узколобик в собственном соку, вещи

---

Принесло тут френдлентой: "Если ты начинаешь узнавать себя в песнях Земфиры — это ещё не так плохо, ты скорее всего влюбилась или в депрессии, плохо — когда начинаешь узнавать себя в песнях группы Король и Шут". И всё бы херня, но когда 26 лет живешь по мотивам КиШа, а на 27-ом году жизни всякие "джинсы воды набрали и прилипли, мне кажется, мы крепко влипли" и "ты не отпускай меня" - это из серии "Казалось бы, при чем здесь пиздец?!" (с) Ну, хоть девочкой-девочкой не стала и то спасибо.

@темы: Узколобик в собственном соку

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Когда-нибудь я буду писать нормально и логично, раскладывая по пунктам. А пока, пока мне слишком страшно, чтобы что-то говорить вслух. За все сказанное придется ответить. И ведь нет гарантии, что будет так, как хочется.
Разрывать устоявшееся просто. Иногда нужно. И в этот раз тоже было нужно. Иначе,стало бы нечестно. А так совершенно не хотелось. С привычного все уже сдвинуто и будет иначе. Пока все непонятно настолько, что не хочется распутывать этот клубок. Самые страшные монстры живут в голове. Пусть пока проживут. Успеется выпустить.
Но почему так страшно?!

---

"И она запела. Сперва была песенка о тяжело больной девочке, которая просит маму потушить горящий снег. Смысл песни-памяти был ясен всем. Затем она напела "Облака" как воспоминание о погибших друзьях, но две следующие песни были очень личными. Одну обычно исполнял мужчина, но Рыська очень не плохо переложила её для исполнительницы, и теперь песня называлась "Единственная твоя". Судя по всему события, показанные в памятный вечер Рысиным колечком, оставили свой след в её жизни, поскольку, слушая её, многие из девушек тайком вытирали глаза.
- С-с-сволочь… Какая же он сволочь! - донеслось до Гарри со стороны соседа, Двуручника, - Она же до сих пор его любит!..
- Идиот… - констатировала всхлипывающая Шашка, - Она прощается с ним! Навсегда.
Гарри был просто заинтригован, но разобрать о чем они еще шептались уже на смог. Как не смогли, и абсолютно равнодушные к разговору Снегг и Прейси, сидящие неподалеку.
Но самая последняя песня шокировала всех. Дав несколько сильных аккордов на гитаре, Рыся устремила взгляд на одного из гостей и с чувством запела:
- Я когда-то был псом
И на волка похож не слишком,
Но нарушил собачий закон
И теперь мне крышка…
Это была песня-боль, песня-вызов. Все пережитое в жизни, все печали и горести как в зеркале отражались в песне и выплескивались на слушателей подобно ушату холодной воды. Казалось ТАКАЯ Рыся удивила своих соотечественников не меньше чем гостеприимных хозяев. Разве только Владислав понимал, о чем идет речь, и был полностью с ней согласен. Но на него никто не обращал внимания. К счастью, совсем никто."

Так, напоминание для себя, как образовался пост с песнями. Все не совсем так, как в тексте, но я простилась и, да, вы научили меня выживать. Спасибо. Правда спасибо.

@темы: Узколобик в собственном соку, библиотека

---

В Новосибирске светает. Птички какие-то, фонари, туман - сферическая романтика в вакууме. Хорошо, что хотя бы в четыре утра засыпает совесть, засыпает тревожность, и наконец-то вырисовывается то, чего мне хочется. Это все, конечно, утопично, но, эх, а почему бы и нет?!
А так, спектакль окончен. Сдаем билеты. Кому не понравилось - актеры играли как могли.
Интересно, как минимум, одно: а наконец-то будет правильно и честно?

@темы: Узколобик в собственном соку

---

01.07.2017 в 21:04

Пишет  Волчица Юлия:

Фанат фильма не мог пройти мимо этого поста о съемках "Стрел Робин Гуда"
Оригинал взят у dubikvit в Как снимали "Стрелы Робин Гуда"

Однажды Владимир Высоцкий и Борис Хмельницкий приехали к своему приятелю - режиссёру Сергею Тарасову. И в разговоре режиссёр предложил снять романтическую картину о любви и о мужественных, смелых людях на основе баллады о Робин Гуде. Главную роль он сразу предложил Хмельницкому, а песни к фильму попросил написать Высоцкого

Далее история создания замечательного фильма...

Владимир Высоцкий, в одном из своих выступлений, говорил, что должен был в этом фильме играть роль Шута. Но что-то помешало (съёмки фильма совпали со сроками французской визы) и роль отдали Юрию Каморному


Юрий Каморный и Николай Ващилин после съёмок. 1975 год

А по идее не то Высоцкого, не то Хмельницкого, фильм должен был начинаться совершенно "по Тагански" - Шут в современной одежде сидит на развалинах замка и исполняет одну из баллад Высоцкого


На съёмках фильма "Стрелы Робин Гуда"

Фильм было решено снимать на Рижской киностудии. Сценарий был утверждён. Хмельницкий выбил в театре отпуск. Высоцкий по просьбе Тарасова написал шесть баллад на общечеловеческие темы: о любви, о ненависти, о времени и т.д. Приглашена группа каскадёров А. С. Массарского и Н. Н. Ващилина



Вот только 35-летний Хмельницкий от услуг дублёра отказался. Когда режиссёр спросил почему, он ответил: "Понимаешь, Робин Гуд побеждал не только за счет ширины своих плеч. Он побеждал за счет внутренней силы. И зрители будут чувствовать мою внутреннюю силу, пока я всё делаю сам". И под руководством Николая Ващилина ему действительно удалось блестяще выполнять трюки без дублёра



Юрий Каморный, видя такую самоотдачу Хмельницкого стал тренироваться метать ножи - ведь именно его герой в конце фильма ножом убивает главного злодея сэра Гая Гисборна. И натренировался до такой степени, что к концу съёмок мог попасть в любую мишень с двух рук восемью ножами


Каскадёр Николай Ващилин (дублёр сэра Гая Гисборна) в съёмках турнира рыцарей в "Стрелах Робин Гуда". Сигулда. 1975 год

Массарский и Ващилин поставили все трюки в фильме - схватки, битвы, погони. Но главное они обучили актёров пользоваться луками, копьями, мечами, топорам непринуждённо и достоверно. Сложность была в съёмках стрелковых сцен - как безопасно попадать в людей стрелами из лука? В некоторых сценах использовали голливудский приём, когда стрела летит в героя по леске, заранее закреплённой от лука до тела актёра, и попадает в дощечку под одеждой. Но этот приём невозможен в конных сценах. В итоге во время съёмки погонь Массарский, стоявший за кадром, сам обстреливал из лука каскадёров, которые обвешались деревянными дощечками как могли. Никто не пострадал только чудом


На съёмках фильма "Стрелы Робин Гуда"

Часть съёмок продохило в Польше. И там работали польские каскадёры. Но у них не всё получалось, поэтому Тарасов некоторые трюки просил сделать "своих", которых взял в Польшу как "типажи". Например Н. Ващилин прыгал с крепостной стены в седло вместо Маленького Джона (Хария Швейца), в кровь сняв кожу с ладоней. Поляки был обижены на русских коллег - "отнимают хлеб". Они отомстили во время съёмок одной из погонь, когда Ващилин выполнил трюк, упав с лошади, поляки скакавшие следом пронеслись не снижая темпа, ударив лежащего на брусчатке каскадёра копытом по спине. Из за этой травмы ему пришлось оставить большой спорт и прекратить выполнять особо опасные трюки



Для съёмок фильма Владимир Высоцкий сделал черновую запись своих песен и они звучали из динамиков во время съёмок соответствующих сцен. Вот как вспоминал А. Массарский: "Под "Балладу о ненависти" снималось сражение рыцарей и воинов Робин Гуда. Мы входили в грязное, страшное, заросшее тиной болото. Сходилось сорок человек, и после жесточайшего, бессмысленного кровавого сражения в живых оставалось лишь семеро "победителей". Сидят эти семеро израненных, обездоленных, осиротевших людей, смотря с экрана прямо в душу зрителю: к чему, мол, это всё и к чему война? Жуткий, символический финал фильма. Посмотрели мы картину. Впечатление – мороз по коже..."


На съёмках фильма "Стрелы Робин Гуда"

Ну а финальная запись песен делалась в Риге за несколько дней до начала монтажа. Но за день до сдачи картины, Высоцкий сказал режиссёру, что фильм в Госкино не примут. И не примут именно из за его песен. Вот как это вспоминает Сергей Тарасов:

"Мы картину сняли, вошли туда все шесть баллад. В Риге фильм приняли, хотя на меня как-то косо поглядывали. Приезжаем в Москву, показываем фильм ещё до сдачи в Доме кино. Володя там был, Марина Влади, из посольства французского пришли люди. Смотрели, – сказали, как всё хорошо и замечательно, а мне Володя на ушко говорит: "Завтра картину не примут". – "Да ты что?! Почему?!" – "Не примут".
Что-то там произошло... Короче, начинается просмотр, сидят все чины киношные во главе с зампредом Павлёнком. И только начался фильм, пошла первая баллада, уже шепотки пошли: "Опять Высоцкий!"
После просмотра – обсуждение. "Это полное безобразие. Хрип какой-то!" И все – как по команде. Я встал и из зала вышел. Они без меня пригласили монтажёршу вырезать баллады. И даже помощниц у неё не было, потому что девочки отказались участвовать в этом деле и вырезать баллады Высоцкого.
Раймонд Паулс быстро написал им музыку. Там иначе было нельзя, иначе изображение было бы пустое, ведь всё снималось под баллады. "Баллада о любви" – что там играть было? Там слова такие, что все вздрагивали. Как любовь играть под это? Зачем? Я до сих пор тот вариант фильма не видел, я принципиально не смотрел"


На съёмках фильма "Стрелы Робин Гуда"

Всё было именно так - фильм перемонтировали без участия режиссёра, полностью вырезав баллады Высоцкого и вставив композиции Раймонда Паулса на стихи Льва Прозоровского. И именно в таком виде фильм увидели зрители в 1976 году. По слухам, именно поэтому Робин Гуд говорит голосом Александра Белявского - Хмельницкий отказался озвучивать роль (по официальной версии - роль переозвучили из за лёгкого заикания Хмельницкого)


Николай Ващилин и Борис Хмельницкий рубятся на мечах в болотах Латвии на глазах у оператора фильма "Стрелы Робин Гуда". Лиепая. 1975 год

Четыре из шести песни Высоцкого Тарасов всё же использовал в другом фильме - "Баллада о доблестном рыцаре Айвенго", снятом уже после смерти Высоцкого, где Хмельницкий также сыграл роль Робин Гуда

А режиссёрскую версию "Стрел..." с песнями Владимира Семёновича зрители смогли увидеть только в 90-е. Её восстановили благодаря единственной сохранившейся копии картины, которая долгие годы хранилась у режиссёра: "Её должны были смыть, но не смыли – мы её с монтажёршей по частям выносили со студии и клали в багажник моей машины"


Вот можно сравнить пару моментов из разных версий фильма

"Баллада о Любви" из режиссёрской версии фильма



И из прокатной - "Над землей много белых птиц"




"Баллада о борьбе" - финал режиссёрской версии



"Когда к твоей мошне дырявой..." - финал прокатной




Источники

Использованы воспоминания Сергея Тарасова, Николая Ващилина, Александра Массарского и фото из архива Николая Ващилина
www.nasolotunas.ru/kniga-robin-gud-chitat-onlay...
www.echo.msk.ru/blog/odin_vv/1820300-echo/
www.v-vysotsky.com/statji/2015/Strely_Robin_Gud...
www.vaschilinnik.blogspot.de/2014/06/blog-post....
www.youtube.com/watch?v=I_vjNq9_nik
www.youtube.com/watch?v=7Lfzie7wNtQ
www.youtube.com/watch?v=jkfbiR4U6d0
www.youtube.com/watch?v=JgLk1vozLC8

@темы: ссылки, видеотека

---

То, что не стоит писать на стене в тентаклике : томская поездка всколыхнула столько копившегося на дне, что разгребать придётся неизвестно сколько, но это, впрочем, было исключительно полезно. Матримониальную проблему, внутреннего гриффиндорца, лютое желание ночных разговоров, проблему разведения общения и отношений, тактильный голод, страхи — перед неопределённостью, перед сумерками, желание обособленности в быту, желание простраивать разговоры, договариваясь на берегу, и вот эта сама возможность договариваться, говорить в конце концов о своих страхах, мыслях, и не потому, что есть боязнь быть осмеянным, а потому, что хочется, чтобы тебя услышали и выслушали, закрытие эмоций высмеиванием ситуации... И вот это всё "верните мой 2008-ой". С этим нужно будет сесть и разобраться, но, кажется, это будет даже приятно.

@музыка: Високосный год

@темы: Узколобик в собственном соку