Чернокнижница - Места хватит всем
snapetales.com/all.php?fic_id=15688
у войны не женское лицоВойна уродует женщин. Но есть женщины, которых война… оживляет. Исключения из всех правил – женщины, чья неожиданно вспыхивающая красота кажется кощунством на фоне скорбного послевоенного убожества. Таких, наверное, викинги и называли валькириями.
Война уродует женщин. Война уродует все, но женщин – особенно.
Женщины войны похожи на трупы. Война безжалостной лапой стирает красоту с их лиц, выдирает из их душ и любовь, и счастье, и гордость, сутулит плечи, из всех эмоций оставляет только животный страх, а из чувств – только тоскливую боль. Бессильные и окоченевшие сердцами, лишенные блеска и прелести, уставшие и измученные, жуткие восковые куклы из детских кошмаров.
Военные мужчины, даже калеки, не кажутся такими потусторонне ужасными. Война – предназначение мужчин, их дело и их крест. Мужчина должен быть воином. Сама мудрость жизни – женщина, и любит всегда только воина.
Страшно смотреть на женщин войны. Всякая война заканчивается тогда, когда мужчины видят, во что превращаются их женщины. В каждом мужчине живет еще ребенок. Женщина – игрушка для мужчины. Светлая, лучистая, прекрасная, дорогая и драгоценная. Любимая, хранимая бережно и вечно желаемая. Что может быть страшнее, чем изломанная детская игрушка? Кто измерит горе маленького ребенка, увидевшего любимого мишку с оторванной головой?
Женщины войны – куклы с выколотыми глазами.
Женщины войны – разбитые елочные игрушки.
У женщины войны – лицо смерти.
о традициях, мозгах и безмозглостиИстошный девчачий визг брызнул к потолку Большого Зала. Снейп подавился тыквенной котлетой, глянул на ученический стол: что случилось?
И подавился еще раз. Скрестив ноги в позе лотоса, над столом висел призрак. При жизни призрака звали Фред Уизли.
Было отчего завизжать – во-первых, все призраки сбежали из замка сразу после битвы. А во-вторых, выглядел призрак… не лучшим образом. Обезображенное гематомами лицо, слипшиеся от крови волосы, грязная и рваная одежда, размозженная культя вместо правой руки и кровавое месиво там, где должна быть грудь. Призрак выглядел точно так, как выглядело тело Фреда Уизли, извлеченное из-под руин Северной стены. Но не это было самое страшное.
Разбитые и опухшие губы призрака складывались в улыбку – фирменную улыбку близнецов Уизли.
– Здорово, братишка!
Рональд, и без того сбледнувший с лица при появлении призрака брата, после этих слов стал белее полотна, даже веснушки поблекли.
– Да ты че мосю крючишь? – легкий веселый смех Фреда прокатился по столу и брякнулся на пол. – Не рад видеть, что ли?
Уизли-младший глядел на привидение, и на лице рыжего Героя застыло выражение такой запредельной боли, такого неподъемного горя, что даже Снейпу стало не по себе.
Профессор покосился на МакГонагалл – та сидела, неизменно прямая и строгая, будто ничего не происходило. Да и что, собственно, случилось фатального? В Хогвартсе появился новый призрак. Радоваться надо: замок возрождается! Но радость почему-то не наступала… может, заплутала где?
Паря над столом, Фред смеялся и шевелил губами – беззвучно, словно его окатили Силенцио. Грейнджер и Поттер поочередно орали ему: «Что? Что?» – а Фред кувыркался в воздухе, строил рожи и пытался растормошить ошалевших учеников. Те подавленно наблюдали за расшалившимся привидением и тормошиться не желали.
Тогда Фред подмигнул брату, картинно надулся и выдал уже слышимо:
– Злые вы. Уйду я от вас.
Он медленно и печально поплыл к ближайшей стене, но тут неожиданно для всех из-за стола выскочила Сьюзен Боунс:
– Фред! Фред, не уходи! Останься!
Грейнджер что-то расстроено прошептала и схватилась за голову.
Призрак остановился. Обернулся. С печальной укоризной оглядел сидящих за столом. И отвесил Сьюзен глубокий церемонный поклон:
– Спасибо.
Краем глаза Снейп заметил, как МакГонагалл покачала головой: юнцы по незнанию едва не обидели призрака. Они не пригласили его жить в замке. Так бы Фред и уплыл искать себе другое пристанище, если бы безмозглая хаффлпаффка Боунс случайно – ну откуда ей знать такие тонкости! – не выкрикнула древнюю ритуальную формулу приглашения призрака: «Не уходи, останься». Вот теперь Хогвартс действительно обзавелся новым привидением. Снейп не сомневался, что Фред станет покровителем Гриффиндора. Призрак тем временем снова завис у стола. Ученики, уже немного привыкшие к его внешнему виду, мужественно ужинали неизменной тыквой. Только Сьюзен щебетала весело и немного смущенно:
– Ой, как хорошо, что ты остался! Мы все просто офигели, когда тебя увидели! Жаль, тебя нельзя переодеть, а то у тебя одежда… на грани фола.
Смущенная улыбка не украсила изуродованное лицо призрака.
Снейп смотрел на разыгрывающееся действо со странной смесью жалости и тревоги. Их жаль было всех, жаль до злобы – детей, которые хотят спокойной жизни, и того, кто не удостоился покоя даже в смерти. Тревогу вызывали Золотые гриффиндорцы. Они вели себя совершенно нормально, и непосвященный ни за что не заподозрил бы в них сумасшедших. Ну, Уизли немного перекошен лицом от явления Фреда. Ну, Грейнджер зеленовата – в такие дни это естественно. И Поттер малость охреневший – но как и все остальные, впрочем.
Но от Снейпа не укрылось, как Грейнджер сжала руку Уизли, когда появился Фред. Как Поттер вытянул из рукава рукоять волшебной палочки, готовый защищать друзей даже от призрака, даже от призрака Фреда Уизли.
Боунс все стрекотала, Фред что-то хохмил в ответ, и за ученическим столом снова начал просыпаться смех. Сначала боязливый, неловкий – попробуй-ка посмейся с таким кошмарным существом в компании! – но потом все более беззаботный и громкий.
ответ КерзонуСеверус появился в Большом зале, как сказал бы Флитвик, «весь в образе». До этого утра Северус понятия не имел, что означает это дурацкое выражение, и страшно раздражался, когда его слышал, да еще в свой адрес.
Теперь, кажется, понял.
Добравшись накануне вечером до своих покоев, Снейп обнаружил, что министерский пергамент пропал. Выронил, похоже, когда гонял по замку горе-дежурных. Вот вам и «в бою надежнее»… На «Акцио» пергамент по неизвестной причине не реагировал, и в каком из бесчисленных коридоров он затерялся, можно было только догадываться.
Поэтому профессор был «в образе» и мучительно раздумывал, что сказать Минерве, когда она заинтересуется судьбой злосчастного свитка. Можно честно соврать, что ответ не написан, потому что луна была не в том доме, вдохновение не пришло, голова болела – да мало ли способов отмазаться. Но чтобы Северус Снейп, Ужас Подземелий, шпион с двадцатилетним стажем, Герой войны и кавалер Ордена Мерлина оправдывался, как сопливый первокурсник? Да проще вот эту великовозрастную шантрапу в количестве пятнадцати рыл пинками разогнать по школе на поиски письма. По большому счету, именно по их вине пергамент был утерян. Не вздумай они пойти подежурить, Снейпу не пришлось бы их отлавливать, и соответственно…
Но все-таки Северус был «в образе» и чувствовал себя виноватым, как описавшийся пудель.
Ни МакГонагалл, ни Вектор в Зале еще не было. Зато ученики в полном составе сгрудились у стола, не обращая внимания на завтрак. Они перешептывались, хихикали и не отрываясь смотрели куда-то в центр стола.
Заинтригованный, Северус подошел поближе и осторожно заглянул через склоненные головы. За столом сидела Грейнджер, а перед нею лежал почти целиком исписанный пергамент. И исписан он был такими словами, которые Снейп не стеснялся произносить только наедине с самим собой, и то шепотом.
– Слышь, добавь еще: «Дипломы все равно получим, так что идите…» – Уизли наклонился к подруге и зашептал что-то ей на ухо.
Та выслушала, кивнула и застрочила.
По мере того, как аккуратные округлые буквы ложились на пергамент, возбужденный гомон становился все громче. Наконец Грейнджер отложила перо и огляделась:
– Ну что, все высказались? Малфой, ты у нас спец по изысканным выражениям. Вот перепиши все то же самое, только культурно.
Драко взялся за перо жестом художника, планирующего создать шедевр. Произведение искусства заняло три с половиной строчки.
– «Господин Министр! С превеликой радостью сообщаем, что на Ваше решение об отказе в финансировании Школы чародейства и волшебства Хогвартс нам искренне наплевать. Дипломы все равно получим», – зачитал торжественно Малфой.
– Э, а остальное?
– А остальное и без того изысканно, – Драко пожал плечами и плюхнулся на лавку. Говорил он в последние дни мало из-за шрама, пересекающего некогда красивое лицо.
Грейнджер расстроенно всплеснула руками:
– Ну вот, а всю ночь писали!
– Так в чем проблема? – отозвался Поттер. – Давайте первый вариант пошлем.
– Тот, который с «черномазой обезьяной»?
– Нет, который с «черножопым уебищем». Самый первый.
– Момент, – Грейнджер покопалась в сумке и вытащила еще один свиток. С неописуемой досадой Снейп опознал в нем министерское письмо. Видимо, эти бандиты нашли его, прочли, прониклись и решили накатать подобающий ответ самостоятельно. Написанный на обороте письма текст был хорошо виден из-за плеча Грейнджер, и профессор вынужден был признать, что послание – во всех смыслах! – получилось достойным.
– Мистер Поттер, – Грейнджер с шутливым поклоном протянула Гарри пергамент и перо. – Утверждайте.
Тот картинно надул щеки и нарочито криво нацарапал: «Идите на хуй. ГП».
«Паяльник вам в винчестер. ГГ», – вывела следом за ним Грейнджер.
Уизли нехорошо ухмыльнулся и черканул: «Ебал я в рот учебный год и ваши бронзовые сикли. РУ».
Пергамент поплыл по кругу. Мстительно посмеиваясь, ученики ставили свои подписи и снабжали их выразительными и очень образными комментариями. Только Драко ограничился высокохудожественным изображением мужского детородного органа во всех подробностях.
То, что произошло дальше, сам Снейп склонен был охарактеризовать как попадание шлеи под мантию. Когда «ответ Керзону» собрал пятнадцать подписей и Поттер протянул руку, чтобы забрать его у МакЛаггена, профессор выхватил лист, взял перо и под изумленными взглядами студентов быстро и размашисто подписался: «Согласовано. СС».
Ученическое изумление трансформировалось в восхищение, торжествующие вопли и рукоплескания. Северус даже смутился слегка: вот так нежданно-негаданно, одним росчерком пера заслужил одобрение всегда ненавидевших его юнцов.
– Сэр! Вы… вы…
Снейп машинально повернулся на голос… и тут вокруг его шеи обвились две тонкие руки, и к его узким сухим губам на мгновение прильнули теплые нежные губы.
Снейп остолбенел.
– Ох! – Грейнджер прижала ладошки к запылавшим вмиг щекам. – Простите, сэр! Я промахнулась…
От грянувшего дружного хохота зазвенели кубки на столе.
– Мимо кого промахнулись, мисс Грейнджер? – яда в профессорском голосе хватило бы отравить все население Хогвартса в его лучшие времена.
Грейнджер залилась прямо-таки свекольной краской:
– Я… вас в щеку хотела… поцеловать, а вы обернулись, и…
Новый взрыв смеха заставил Гриффиндорскую Всезнайку спрятать лицо на груди Уизли.
– Да ладно тебе, – Поттер успокаивающе погладил подругу по плечу, но сам едва сдерживался, чтоб не заржать вместе со всеми. – Ну подумаешь, в губы поцеловала. Не отравилась же!
– Дурка на прогулке, – пробормотал Снейп, радуясь, что до сих пор носит длинные волосы: уши начинали ощутимо гореть. А еще очень хотелось облизнуть губы…
– Что галдим, как чайки на помойке?
Строгий голос Минервы несколько поубавил веселья в присутствующем обществе, но самую малость.
– Госпожа Директор, – изо всех сил стараясь сохранять каменное выражение лица, Снейп протянул МакГонагалл скатанный в трубочку коллективный «фак» Министерству. – Прошу завизировать.
Директриса развернула пергамент, настороженно посмотрела на профессора и начала читать. Покачала головой. Фыркнула. Прыснула. И прошептала с довольной улыбкой:
– Класс!
Даже Снейп облегченно выдохнул.
– Чье авторство?
– Народное творчество! – выпалил неожиданно Лонгботтом и тут же спрятался за спину Поттера.
Не переставая улыбаться, МакГонагалл протянула руку за пером.
Что написала на пергаменте Директор Хогвартса, в школе так и не узнали. Однако слухи, спустя неделю долетевшие до школы вместе с ошалевшими совами, утверждали, что после «Интегралом вас по производной! СВ» каллиграфическим почерком было начертано: «Целую. ММ».
много соплей и обращение «лисеныш »– Любовь – анекдот,
Хоть и числится в жанре романа,
Гремучая смесь
Из обмана и самообмана…
Северус не сразу сообразил, откуда взялся посторонний голос, но машинально шагнул в угол, в темень, скрываясь от постороннего взора.
– Откуда ты только все эти стихи берешь?
Две тени возникли в коридоре, приблизились и оказались Фредом и Сьюзен.
– Ночами сочиняю. На тебя смотрю и сочиняю…
– Ты хороший…
– Ну да, только немножко мертвый.
– Не надо об этом, я же тебя просила…
Сьюзен подошла к окну, у которого только что стоял Снейп, выглянула, поднявшись на цыпочки.
– Мертвый… ты здесь, ты со мной разговариваешь, ты чувствуешь – разве ты мертвый?
– Я не дышу, лисеныш. И не чувствую.
– Не городи ерунды! Ты радуешься, грустишь, смеешься…
– «Мыслю, значит, существую…» – Фред висел спиной к Снейпу, но профессор услышал улыбку призрака. – Я существую, лисеныш, но я не живу.
Сьюзен обернулась, и выглянувшая на миг луна осветила мокрые дорожки на ее щеках.
– Зачем же ты тогда остался? Если тебе не нравится такая жизнь?
– Смерть нравится мне еще меньше.
Призрак вздохнул, проплыл туда-сюда и снова завис рядом с девушкой.
– Знаешь, лисеныш, это очень просто – уйти. Заманчиво… шагнул – и никаких тебе больше проблем, обязательств, невыполненных обещаний. С умерших взятки гладки. Я просто решил, что это будет… непорядочно. Свалить на тот свет, бросить тут всех. А оно видишь как получилось… Я думал, Джорджу будет проще, если я останусь, но оказалось, я ничего не могу для него сделать, только постоянно напоминать о том, что нужно забыть. И так для всех. Теперь понимаю: мертвым нельзя быть среди живых. Умирая – умирай.
– Ты не мертв.
– И не жив. Не реви, лисенок. Но какой мне смысл существовать на земле, если я не могу тебя целовать?
Сьюзен всхлипнула, прерывисто вздохнула, снова всхлипнула.
– Я хотел бы поднять тебя на руки и никогда больше не отпускать. Но у меня всего одна рука, и та… бестелесная…
– Любить можно и без поцелуев… – если бывает на свете горькая надежда, то в голосе Сьюзен была именно она.
– Наверное…
– Точно. Я же люблю.
Северус перестал дышать. Кто там в чем сомневался? Чего там не существует, кто там жизнь ни за понюшку табаку прожил? Дурак ты, Принц, и уши у тебя холодные. Перед тобой двое детей, из которых один мертв, а вторая уже нежива – так же, как ты перестал жить, когда погибла Лили. И если любить могут даже мертвые, то значит, это и есть единственное настоящее и великое, единственное, что стоит всего на свете. А еще это значит, что ты все делал правильно.
Сьюзен и Фред давно уже покинули коридор, и только слабое эхо доносило отзвуки их разговора, а Северус все стоял в темноте, до неприличия счастливый и спокойный. И за голову хвататься надо – ученица втрескалась в призрака, да еще и взаимно, такого и в страшном сне не приснится! – а неохота. Если любить может даже привидение, то уж им, живым, сам Мерлин велел.
о рецептах зельеваренияЛонгботтом протянул профессору пергамент. На нем был нацарапан рецепт странной смеси с выразительным названием «Пиздецид».
– Я, понимаете… знаю, как оно делается… но сварю вряд ли… Это для тыкв. Точнее, от тыкв.
Северус был готов биться лбом в стену.
Запихнув листок в задний карман брюк, он бросил:
– Будут ингредиенты и время – посмотрим.
Вот только пиздецидов он еще и не варил.
смеяться после слова «тыква»Партизанскую войну журналистам устроил Лонгботтом. Его «тыквенный заговор» привел в восторг обитателей замка, измученных и обозленных приставаниями любопытных писак. На любой вопрос отныне существовал только один ответ: «Тыквы!»
«Как вы объясните скандальную связь профессора Снейпа и Гермионы Грейнджер? – Да вы понимаете, тыквы…»
«А чем продиктовано такое странное проведение занятий: без разделения на уроки, прямо за завтраком, да и преподают ученики друг другу? – Тыквы, знаете ли…»
«Скажите, мисс Грейнджер, считаете ли вы себя достаточно квалифицированной, чтобы преподавать Высшую Трансфигурацию, не имея даже диплома об окончании школы? – С точки зрения теории Высшей Трансфигурации, возможно превращение разумного существа в стационарный предмет, не лишая сознания. Думаю, мыслящая тыква будет любопытным объектом исследования для Невилла».
«Профессор Вектор, как вы считаете… – Раз тыква, два тыква, три тыква!»