В неотрывное от учебы время обычно стараюсь выбирать работы, интересные в первую очередь мне самой. Гуманитарка вообще такое место, где за казенный счет можно удовлетворить свое неуемное любопытство. Главное, правильно сориентироваться, а потом остается только искать возможности и подбирать темы, стараясь расти и расширять кругозор. Но при всей любви к моим научным интересам, с неменьшим нежным чувством отношусь к минутам внутренних размышлений — покопаться в себе, посидеть пару часов на терне; почитать неучебку от талантливого Злобина до банального глянца; послушать не рабочую классику, а выходной плейлист с семейкой Арии, мельниками, Янкой, Пикником, Mago de Oz, Gregorian etc В последние 2 месяца выходного выпало немного, так что решила выделить немного для собственных нерабочих мыслей и собрать воедино все ремарки за прошедшее время. Тема измышлений: «Словотворчество».
Part 1. Проза Сама пишу только учебные рефераты, доклады, курсовик и посты в дневнике. Приятно, в общем-то, когда говорят о том, что умело это делаю. Но писательского дара за собой я не замечала и не замечаю — он у меня для личной гармонии как и актерское мастерство, и намного близкое к душе рисование, так что положили на божничку и при необходимости достали, протерли, поигрались и обратно за щеку. Зато уверенно могу сказать об умении ценить хорошо написанное произведение (между прочим, к некоторым вещам из того, что я читала, даже слово «текст» грешно применять!) + три абзаца о доставившем После бесчисленного прочитанного мало что может вызвать мою бурную ответную реакцию, реакцию вообще — да, может; но действительно цепляющих вещей встречала не так уж много. Некоторые книги захватывающие внимание при первом прочтении могут опостылеть уже при вторичном. Каюсь, грешна, люблю добротные эпитеты и наличие адекватной остроты в тексте, потому некоторые классики у меня не в почете — Чехова в основной массе я не перевариваю, хотя он и чрезвычайно мне импонирует в человеческой ипостаси; Льва Николаевича не превозношу — до него мне нужно в первую очередь дорасти, думаю, лет ч-з десять он окажется приятным и уместным собеседником. В большинстве, предпочту порядочный снейджер общепринятому классику мировой литературы. Но это лирика, а читала в последнее время в основном то, что скидывали или советовали. Так что прошло а) мало, б) в основном, интересное. Действительно зацепившие вещи можно поделить надвое: «Убить пересмешника», которую выцепила из топ-100 книг, обязательных к прочтению; и коллекция злобинских очерков «Ничего особенного», «Любовь на цыпочках» и «РЗ». Харпер Ли пришлась на безумный ноябрь, Злобин на неменее кипешной декабрь. Эффект сравнительно одинаковый, правда в одном случае исключительно от сюжета и порядочности героев, во втором помимо авторской идеи (в «РЗ», в первую очередь, отлично прописанная идея. Хотя я и не сомневалась в появлении чего-то подобного, вопрос, как всегда: когда?) — как минимум, неплохой язык повествования. Осадок от Ли оказался настолько суров, что без колебания изменила ник на имя главной героини, Джин Луизы Финч, больно уж привлекательная оказалась особа, опять же во многом схожая. А Злобина, как всегда, хочется растаскивать на цитаты и пользовать с высочайшего дозволения (не без копирайта, конечно). Одно «существо, не замеченное в порочащих связях с интеллектом» чего стоит. Можно, наверное, обвинять в пристрастности, но мне нравится. По поводу «РЗ»: содержание (а по-другому редко бывает) на уровне, прямые отсылки к Венгерово, Нску, скрытая реклама окружения, ну и без Калугина как (да проститься мне) без поганого ведра; и, главное, личностный рост есть, что заметно и радует. Два оставшихся текста — моя личная головная боль, ибо нефиг читать злобинство, чтобы отвлечься от учебки. «Любовь на цыпочках» попала на глаза абсолютно случайно. В общем, время и так расставило все по своим местам, а после чтения рассудок окончательно до этого дошел. Признаюсь, ни разочарования, ни душевного подъема не испытала, хотя ощущение осталось гнетущее. Видимо, незаметно от сознания разум давно до всего этого дошел и принял как должное. А вот «Ничего особенного» убило. После «Жаль без брызг войти в асфальт никак не получится» — еще долго возвращалась в реальность. Я не ожидала такого конца.
Part 2 Поэзия Долгое время совершенно искренне считала, что прозу люблю намного больше стихов. Казалось, что стихи ограничиваются или ахами-вздохами при луне и сопливым воспеванием объекта страсти, или рубленым текстом бессмысленно-глубоких выкидышей мысли а-ля футуризм. Коренной перелом в отношениях пришелся на позднюю юность и уход истинных мастеров слова. Случайно попавшие в руки отрывки из Башлачева и Дягилевой, Вознесенского и Ахмадулиной перевернули все с ног на голову. Затертые фразы отдавались дрожью, перехватившимся дыханьем и внезапной аритмией. Отделяемые от музыки, они от такого привычного приобретали невероятные, притягательные смыслы. Да что там! Они обретали Смысл! То, что легко и органично воспринималось в «Иронии судьбы», «Юноне и Авось», плейлисте на траншее оказалось точно, емко, жизненно. Да, я и теперь не выделяю общепризнанных Пушкина и Лермонтова, и скорее предпочту «Антоновские яблоки» «Радунице», но есть поэты, которыми я не могу не восхищаться. Выразить в четырех строках то, что можно на 400 страниц развернуть — это высший дар. От внутреннего крика «О, одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным» до молчаливого признания «Я не лезу в бой их правомерный - пусть рычат, катаясь по траве. Для меня одной святою верой - те глаза, что тают в синеве». Белянин и Ладыженский, О'Шей и Котовская, Дягилева и Башлачев, Ахмадулина и Ахматова, Вознесенский и Рождественский, Дон Аминадо и Губерман, и, наконец, непревзойденный Пабло Неруда. Читать, перечитывать, каждый раз находя еще что-то. Оно, конечно, бессмысленно научно копать с тем «что же хотел сказать поэт?» — Пелевин по этому поводу хорошо отшутился: «Не ищи скрытого смысла, найдешь же на свою голову» — но занять вечер томиком стихов занятие а) не бесполезное, б) оно того стоит. Не изучать, наслаждаться И ощутить сиротство как блаженство
О, если бы я только мог Хотя отчасти, Я написал бы восемь строк О свойствах страсти. (Борис Пастернак, 1956)
Part 1 Учебно-сессионное Осталось 3 зачета: этнология, теория педобраза и политическая нововременная история — и доклад по истории России. Реферат Татьяна Александровна вчера приняла. Ошибки в оформлении: выравнивание по левому краю, 1 пт отступа вместо 1,5 и непрописанное в оглавлении содержание глав. Спецкурс тоже сдали, поступило предложение поработать в рамках курсовой Part 2 Из межчеловеческого: а) поздравила своих девиц и, кажется, со всем угадала б) «Не следуйте первым душевным порывам — они, по обыкновению, благородны». Вчера благородство меня и подвело: можно было третий за день зачет получить без напряга, а теперь придется учить 30 вопросов и в искать препода =/ Part 3 Предпраздничное Предновогоднее состояние постепенно приходит и потому топ-10: «Дорогой Дедушка, к тебе я обращаюсь редко, потому попрошу сразу и много 1) Не потерять близких 2) Восстановить зрение 3) Сил 4) Здоровья 5) Стабильный доход (читай наличие стипендии) 6) Достойно закончить 5, 6 и 7 семестр 7) Взаимности любимого мужчины 8) Понимания 9) Внимания 10) Вдохновения и времени (читай написать роман)»
Чего не могут люди? Не могут вернуть назад огонь былой любви. Чего не могут люди? Не могут хотя б на день о суетном забыть. Чего не могут люди? Не могут замедлить скорость времени, увы.
@музыка:
Меладзе - Чего не могут люди, OST Три орешка для золушки, м/ф Золушка - Навсегда
Не сегодня, но завтра. Сложно работать, вымучивая из себя пафосные до пошлости фразы. Господи, спаси и сохрани! Мне нужен еще один день: не сегодня, но завтра!
Конец XIX века. Декабристки уже добрых 40 лет портят каторгу своим (да и чужим) мужьям, а со времен бурной деятельности княгини Дашковой уж и веке минул, нравы мягчают, мужчины играют в либералов и бредят революционными преобразованиями. Юная Вера Фигнер, как и многие сверстницы, оказывается втянута в серьезную игру взрослых мальчиков и не может позволить себе оставаться в стороне, когда решается судьба России. Казанский институт благородных девиц, Цюрихский университет, народовольческая самоссылка в Самарскую губернию и 20 лет в Шлиссельбургской крепости. Организация встреч с заключенными, народная пропаганда и подпольная химическая лаборатория — вот весь перечтень, вменяемый по правилам игры боевой подруге. Но женщине нужна бомба в руках! И она окажется первого марта 1881 года в хрупких дворянских пальчиках очаровательно-стальной Софьи Перовской... Они молоды, безбожно-умны и невероятно-красивы. Они потомственные аристократки. Что влечет этих мотыльков в пожарище революции? Предчувствуют ли они свою гибель и гибель когда-то могущественной родины?
Искренне надеюсь, что заинтриговала. Это мой научный интерес — гендерная история по уклоном «женщина и борьба». Под борьбой я воспринимаю все, что выходит за рамки Домостроя — в первую очередь, взаимоотношения с политикой, мировыми войнами, революцией. Вообще, сообщение с офф-темой «Место женщины в террористическом кружке (на основе «Воспоминаний террориста» Бориса Савинкова и «Запечатленного труда» Веры Фигнер)» было поганенько вычитано перед группой, бо рассказывать им не хотелось вообще ничего (в общем, погорячилась. Можно было и рассказать что-нибудь вкусное, а не нести чушь 10 минут — лишь бы отстали. Впредь буду благоразумнее). А в последующий месяц оно отшлифовывалось до вышеуказанного полурекламного сообщения. В пятницу доклад о Шарлотте Корде. Если выйдет кукла плохо — назову ее дурехой Постараюсь собрать цепляющее, благо есть на чем и о чем, и выложить отдельным постом. А в ближайшие 12 часов меня ждет реферат о личности гениального в своей политической интриге монсеньора Шарля-Мориса де Талейран-Перигора, епископа Отенского, князя Бенвентского.
для подумать «Я думаю сделаться царицей»Из «Запечатленного труда» Веры Фигнер «Я думаю сделаться царицей» В уезде, в пяти верстах от города, в прекрасном имении Людоговке, жили две старые светские дамы, всю жизнь проведшие в Петербурге и лишь на склоне лет поселившиеся в уездной глуши, где они развлекались и день и ночь игрой в карты, на которую отовсюду съезжались гости, любившие посидеть за зеленым столом. Младшая из сестер, Наталья Григорьевна Цельшерт, знавшая, что меня думают отдать в Смольный институт в Петербурге9, каждый раз при встрече усаживала меня рядом в кресло и начинала говорить об этом институте и будущих судьбах моих. "Смотри, учись как можно лучше,- внушала она. - И непременно будь первой ученицей. Если будешь первой, получишь золотой шифр на орденской ленте. В институт приезжают великие князья и сам царь. На тебя обратят внимание, и если тебе дадут шифр10, то возьмут в придворные фрейлины. Ты будешь жить во дворце, танцевать на придворных балах" и т. д. До сих пор, кроме "леса" и деревни, я не видела ничего и слушала рассказы Цельшерт, как дети слушают сказки из "Тысячи и одной ночи". После этих разговоров я стала мечтать еще дальше. В те годы мать вообще редко читала нам вслух. Но все же это случалось. Однажды из какой-то книжки исторического содержания она прочла нам рассказ из быта старинных московских государей (о Михаиле Федоровиче или Алексее Михайловиче - уж не помню). Мать читала, что, когда наступала пора царю жениться, делался клич по всей земле русской, чтобы везли дворяне взрослых дочерей своих в Москву. Там, в Москве, при дворе, царь должен был сделать смотр всем съехавшимся девицам и выбрать из них себе в жены ту, которая покажется ему краше всех. Далее говорилось, какие интриги и козни плетутся вокруг этого выбора: как одной красавице, понравившейся молодому царю, с злым умыслом так туго заплели косу, что она упала в обморок и потому как "порченая" потеряла шансы сделаться царицей. "Наверное, когда царь захочет жениться, повезут в Москву и меня,- размышляла я, не делая различия между временами прошедшими и настоящими.- И из всех девушек, быть может, царь выберет именно меня. Я буду царицей!.. Тогда няня будет у меня ходить в серебре и золоте, а я - в бриллиантах и рубинах". Не знаю, что вышло бы, попади я в Смольный, который имел репутацию великосветского учебного заведения; но этого не случилось, а в казанском Родионовском институте11 как раз к тому времени, когда меня туда отдали, произошла в общем направлении воспитания счастливая перемена. И как-то сразу, без всяких внушений со стороны, в простой, почти монастырской обстановке этого института погасли детские фантазии о блеске двора и золоте короны. Впрочем, совершенно особенным образом жизнь впоследствии оправдала ребячьи ожидания, и я получила, правда, не царство, но все же "королевство". В Шлиссельбурге, в котором среди мужчин были только две женщины - я и Волкенштейн, товарищи, смягчая лаской нищету жизни, называли нас "королевами". Но я носила не красную порфиру с белым горностаем, а серый халат с желтым тузом на спине.
тематические выдержки из «Воспоминаний террориста»тематические выдержки из «Воспоминаний террориста» Она (Дора Бриллиант) давно мечтала переменить род своей деятельности и с комитетской работы перейти на боевую. Все ее поведение, сквозившее в каждом слове желание работать в терроре убедили меня, что в ее лице организация приобретает ценного и преданного работника. Она с головой ушла в местные комитетские дела, и комната ее была полна ежеминутно приходившими и уходившими по конспиративным делам товарищами. Леонтьева могла быть полезной делу террора не только своей готовностью отдать за него жизнь. Дочь якутского вице-губернатора, аристократка по матери и по матери же связанная с богатым и чиновным Петербургом, она могла надеяться быть представленной ко двору и, в счастливом случае, получить звание фрейлины. Она еще не потеряла своей легальности, ни в каких революционных делах замешана не была, и в глазах полиции не могла казаться опасной. Ее присутствие в организации давало нам возможность иметь из хорошего источника необходимые для нас сведения о министрах и великих князьях. Предполагалось, поэтому, что ее роль пока и ограничится упрочением ее петербургских связей и сообщением нам таких сведений. В Леонтьевой было много той сосредоточенной силы воли, которою была так богата Бриллиант. Обе они были одного и того же — «монашеского» типа. Но Дора Бриллиант была печальнее и мрачнее; она не знала радости в жизни, смерть казалась ей заслуженной и долгожданной наградой. Леонтьева была моложе, радостнее и светлее. Она участвовала в терроре с тем чувством, которое жило в Сазонове, — с радостным сознанием большой и светлой жертвы. Я убежден, что если бы ее судьба сложилась иначе, из нее выработалась бы одна из тех редких женщин, имена которых остаются в истории, как символ активной женственной силы. Ивановская прожила свою тяжелую жизнь в тюрьмах и ссылке. На ее бледном, старческом, морщинистом лице светились ясные, добрые материнские глаза. Все члены организации были как бы ее родными детьми. Она любила всех одинаково, ровной и тихой, теплой любовью. Она не говорила ласковых слов, не утешала, не ободряла, не загадывала об успехе или неудаче, но каждый, кто был около нее, чувствовал этот неиссякаемый свет большой и нежной любви. Тихо и незаметно делала она свое конспиративное дело и делала артистически, несмотря на старость своих лет и на свои болезни. Сазонов и Дора Бриллиант были ей одинаково родными и близкими. Она (Маня Школьник) показалась мне агитатором по призванию, но и сила ее преданности террору не подлежала сомнению. Я поэтому не протестовал против ее вступления в организацию. Мария Беневская, потомственная дворянка, за беззаботною внешностью которой скрывалась сосредоточенная и глубоко совестливая натура. Именно ее, более чем кого-либо из нас, тревожил вопрос о моральном оправдании террора. Верующая христианка, не расстававшаяся с евангелием, она каким-то неведомым и сложным путем пришла к утверждению насилия и к необходимости личного участия в терроре. Ее взгляды были ярко окрашены ее религиозным сознанием, и ее личная жизнь, отношение к товарищам по организации носили тот же характер христианской незлобивости и деятельной любви. В узком смысле террористической практики она сделала очень мало, но в нашу жизнь она внесла струю светлой радости, а для немногих — и мучительных моральных запросов. Однажды в Гельсингфорсе я поставил ей обычный вопрос: — Почему вы идете в террор? Она не сразу ответила мне. Я увидел, как ее голубые глаза стали наполняться слезами. Она молча подошла к столу и открыла евангелие. — Почему я иду в террор? Вам неясно? «Иже бо аще хочет душу свою спасти, погубит ю, а иже погубит душу свою мене ради, сей спасет ю». Она помолчала еще: — Вы понимаете, не жизнь погубит, а душу…
самооправдание Веры Фигнерсамооправдание Веры Фигнер Во время раскола партии мне предстояло одно из двух: или сделать шаг назад, ехать заграницу и сделаться доктором, но уже не для крестьян, а для лиц богатых, чего я не хотела, или - что я и предпочла - употребить энергию и силы на то, чтобы сломить то препятствие, о которое разбились мои желания. Моя предыдущая жизнь привела меня к убеждению, что единственный путь, которым данный порядок может быть изменен, есть путь насильственный. Мирным путем я идти не могла: печать, как известно, у нас не свободна, так что думать о распространении идей посредством печатного слова невозможно. Если бы какой-нибудь орган общества указал мне другой путь, кроме насилия, быть может, я бы его выбрала, по крайней мере испробовала бы. Но я не видела протеста ни в земстве, ни в суде, ни в каких-либо корпорациях; не было воздействия и литературы в смысле изменения той жизни, которою мы живем, - так что я считала, что единственный выход из того положения, в котором мы находимся, заключается в насильственной деятельности. Раз приняв это положение, я пошла этим путем до конца. Я всегда требовала от личности, как от других, так, конечно, и от себя, последовательности и согласия слова с делом, и мне казалось, что, если я теоретически признала, что лишь насильственным путем можно что-нибудь сделать, я обязана принимать и непосредственное участие в насильственных действиях, которые будут предприняты той организацией, к которой я примкнула. К этому меня принуждало очень многое. Я не могла бы со спокойной совестью привлекать других к участию в насильственных действиях, если б я сама не участвовала в них: только личное участие давало мне право обращаться с различными предложениями к другим лицам. Собственно говоря, организация "Народная воля" предпочитала употреблять меня на другие цели - на пропаганду среди интеллигенции, но я хотела и требовала себе другой роли: я знала, что и суд всегда обратит внимание на то, принимала ли я непосредственное участие в деле, и то общественное мнение, которому одному дают возможность свободно выражаться, обрушивается всегда с наибольшей силой на тех, кто принимает непосредственное участие в насильственных действиях, так что я считала прямо подлостью толкать других на тот путь, на который сама не шла бы. Вот объяснение той "кровожадности", которая должна казаться такой страшной и непонятной и которая выразилась в тех действиях, одно перечисление которых показалось бы суду циничным, если бы оно не вытекало из таких мотивов, которые во всяком случае, мне кажется, не бесчестны. В программе, по которой я действовала, самой существенной стороной, имевшей для меня наибольшее значение, было уничтожение абсолютистского образа правления. Собственно, я не придаю практического значения тому, стоит ли у нас в программе республика или конституционная монархия. Я думаю, можно мечтать и о республике, но что воплотится в жизнь лишь та форма государственного устройства, к которой общество окажется подготовленным, так то вопрос этот не имеет для меня особенного значения. Я считаю самым главным, самым существенным, чтоб явились такие условия, при которых личность имела бы возможность всесторонне развивать свои силы и всецело отдавать их на пользу общества. И мне кажется, что при наших порядках таких условий не существует.
для лучшего понимания советую ознакомиться: упомянутые в тексте «Воспоминания террориста» и «Запечатленный труд» художественные акунинские «Турецкий гамбит» и «Статский советник»
p.s. Я ни в коем случае не хочу нагнать романтического флера, но эти (не побоюсь этого слова) прекрасные женщины были так же идеалистичны как гриновская Ассоль с ее верой в лучшее будущее и надеждой на алый парус в рассветном далеке.
@музыка:
Тараканы и Алевтина - Позволь мне побыть одному
№ 1031. Портрет для Дж. Л. Финч [J]Дж. Л. Финч[/J] «И коснулась она границы, чтобы знать, что она существует», — это то, что пришло мне в голову при прочтении Вашего дневника. У Вас прекрасный дневник.
1. Вы личность творческая и душевно развитая. Моральные ценности, собственные ориентиры – это все у Вас есть. Вы несамоуверенны, но верите в себя и свои силы. Порой ленивы. И мечтательны, любите думать и осмысливать. Личность Вы, сама по себе, теплая. Можете приютить, дать дельный совет, но при этом держать все свои проблемы при себе. Вы преданны, но склонны замыкаться в себе. Бываете вспыльчивы и любите хорошие шутки. Хотите себя держать в определенных рамках, но не в силах быть выше своего характера. Романтичны, но в приделах нормы.
2. Дизайн у Вас тоскующий по лету. Цвет фона записей говорит о том, что на данный момент у Вас – пассивное состояние. Хотите наслаждаться состоянием, положительно влияющим на чувства, которое содействует отдыху. Васильки в ржаном поле. Полевые синие васильки. Первая ассоциация – некоторая простота, душевная широта и, возможно, проблемы или воспоминания, которые не хотят уходить из Вашей головы. И я, скорее всего, не прогадала. Василек означает изящество, простоту, веселость и верность.
второго декабря я подводила итоги той осени.. осень была не лучшей в моей жизни.. многое стёрлось из памяти.. в сентябре творили полный терш у Танюхса дома, была туса с дачными у меня.. было много-много Вовы)) я сейчас взяла бумажный дневник, чтобы припомнить некоторые моменты.. тут есть забавная фраза:"если подсчитать сколько времени мы трепимся с Вовой, то станет не смешно! я же всё это время могла спать!".. да! сон тогда был самым заветным желанием.. последний год в школе, подготовка к инсту, курсы.. и разговоры по ночам на бесконечные темы.. это было здорово)) даже родственники смирились, что ночью я не сплю хм.. по сути я тогда жила именно этими разговорами.. этим человеком.. хотя мне мечталось о другом.. и Вова это знал.. пожалуй, друзей (парней) ближе чем он у меня не было и не будет) сейчас то время вспоминается очень тепло)) URL записи
ахах, вот просто интересно: это имя так на человека влияет?! или некоторые женщины одинаково придурошны?
part 1 Заметила за собой: я всегда жду. Осенью жду, когда ляжет снег, в июле невероятно скучаю по октябрьским теплым дням и холодным вечерам, в апреле до безумия мечтаю об августовском звездном небе etc Я это от того, что наткнулась на клип Электроклуба - Кони в яблоках. Все мое отношение можно объединить под один значок — ^^ Трамвай, парень с бубном, советский пылесос (у моей бабушки такой), лохматый Салтыков (абсолютно! не моего любимого типа мужчина, плюс к этому знаю, что редкая сволочь по жизни, но почему-то безумно нравится. И в этом клипе, и в «Отпустите, мамы, девочек на улицу»), дутые куртки и кеды 80-х, тв6 (которого уже энное количество лет нету), но самое главное: сухая теплая апрельская (когда снега уже нет, а листва ещё только проклюнулась) весна с пронзительно-блеклым, джинсовым небом! А-ах! Хочу, безумно хочу, хоть у нас и не бывает такой весны, а после зимы почти сразу же приходит лето
part 2 А еще заметила, что люблю 80-е: моду, музыку, фильмы — атмосферу. Перед наступающим особенно отчетливо ощущается. Достала из шкафа мамино платье, еще с прошлогоднего праздника там обитающее и поместила на вешалку «отвисеться» — праздновать я все равно буду дома (Новый год — самый лучший праздник именно потому, что можно собираться семьей. В несемейном варианте не хочу его воспринимать), так что буду активно этим пользоваться и красоваться в платье прошлого века Так что хипповство мое не от 70-х, а от последующего десятилетия — выходки, достойные перестроечной эпохи, и плейлист с Кинчевым, Кипеловым, Янкой, Башем и Наутилусом. Но что мне нравится в моем современном мире, так это иностранные стажировки и «Мельница» — по крайней мере, уже ради последней стоило родиться в год развала Союза, а не быть ровестницей «Иронии судьбы»
Даринка Ролинцова — Если только альбом Алисы «Шабаш» (1990 г. А с него: Мое поколение, Все это рок-н-ролл и Все в наших руках) Ария — Воля и разум Ария — Герой асфальта Ария — Король дороги альбом «Деклассированным элементам» у Янки фильмы Вам и не снилось Авария — дочь мента Дорогая Елена Сергеевна Настя на вкусное 4 татарина — 80-м посвящается
Это было в самом деле, Было в жизни, но в чужой: Кони в яблоках летели, Не касаясь мостовой
Очень хочу поделиться. С детства знаю и люблю её сказы. Язык у произведений неподражаемый! К тому же, Таисья Пьянкова моя соотечественница, и это очень приятно )
Таисья Пьянкова - По Зинке звонТаисья Пьянкова - По Зинке звон Кабы дурак судьбу выдумал – смехом бы всё проходило. А то судьба, что лицо твоё, вместе с тобою на свет является. И уж когда лицо видом своим для иконы не вышло, сумей так приспособить его к жизни, чтобы хоть люди от тебя не прятались. Но и на это умение тоже родиться надо. Эх, жизнь наша... пополам с мякиной! Кузня Никифора Лопатина стояла у села, как лавка у стола под крутым яром у самой старицы, поросшей кувшинкою да одолень-травою. Завалена кузня была всяким крестьянским барахлом. В сосновой пристройке, под одной крышею с кузней, лепленной из самана, ютился Никифор с сыном, Серёгою Чугунком. Сокол! Больше ничего не добавишь. Сокол ясный был тот Серёга. Не за черноту его буйных волос назван был парень Чугунком. За то ещё, что жило в нём долгое тепло про каждый день, про всякого человека. Сам Никифор за долгий свой век нахватался над наковальней палёного: в груди его сипело, свистело и булькало, как в подмокших мехах. Всей и работы Никифору осталось, что быть сыну бестолошным указчиком. Сядет, бывало, старый у входа в кузню, кашляет через порог да на Серёгину работу выркает: - Ставь на попа! На попа, говорю, ставь! Во! Теперича окалину с подхвостника сбей. Окалину, говорю, сыми! Да не тут, дьявол тебя подними! Срежь с держака! Чугунок знай себе шпарит да на батькину воркотню щурится. Как-то на команде поперхнулся старый кузнец: заклюкал, захрипел и плюнул в землю кровавой пеною. Подхватил Серёга отца, в пристройке на постель уложил, заварил троелистку... Отвёл, однако, Никифор сыновью руку с ковшом, на икону глазом покосился. Чугунок за божницей смотанную тряпицу нащупал. Распустил тряпицу, в ней деньги стопочкой. - Прими, сынок, - говорит Никифор. – Тебе коплено: горбом добыто. Помру – бросай кузню, ступай на чистый воздух. Передохнул отходной и договорил: - Женись после похорон. Господь тебя благослови! И помер. Бабка Ланида с товарками обмыла покойника. Чугунку приказала обмылок спрятать – супротив мёртвой косточки средство верное! За пятки велела подержать отца, чтобы ночами не блазнился. И обрядила Никифора в дальний путь. Мыльную воду с покойника Ланида под крыльцо сцедила, шепча: - Злой дух, корыстная душа, лихое око, упади на склизи – не подымись, на тело чистое не подивись, не оставь своей печати: мёртвому – хулы, живому – печали... До свету Ланида читала над усопшим молитвы, убрав с печи заслонку, вьюшку вытянув напрочь, двери да окна приоткрыв, чтобы «анделы-арханделы, духи святые вольно доступились к душе раба божия Микифора». Когда надо, опустили гроб в землю, на крест венки берёзовые повесили, помянули хмельно, поговорили хорошо о покойном и разошлись. Эхма! Хорошо воют, да не по нашему горю... На поминках-то Чугунок про отцов наказ рассказал, о деньгах вспомнил, не потаился. Отбыли девять дней, сороковки отвели. Всё честь честью! И закружились вокруг кузницы любезные свахи, что слепни вокруг живности. Да и кто ж от такого жениха отвернётся. Залучать в гости парня принялись, охаживать. Тёлок своих наряжают да за всяким неделом на кузню шлют, будто Чугунок раньше их не видел, будто до отцовой смерти слепышом жил. Полюбуется Серёга на расфуфыренную кралю, похвалит, когда шибко надоест, и, одно дело сделавши, другое начинает. Помнётся жениховка у дверей кузницы – идёт домой, как за покойником. Однораз строчит Чугунок по деревне, торопится куда-то, а Чернышиха ему в окошко шумит: - Погодь, выйду... – Выбегла из дому, юлит: - Зашёл бы ты к нам, Сергей Микифорыч. Кобыла вчерась охромела, окаянная. Другой день припадает на левое заднее. Чугунку понову, што ли, за таким делом дворы топтать? Обошёл кузнец кобылу, дужно по крупу огрел, она и заплясала на всех четырёх. Фёкла же Чернышёва, на лице удивление, завела: - Надо ж так! Ну ты, поди ж ты! С хвоста подковы заколачивать!.. От скотинка! Чует крепкую руку. А вчерась падала. Мужик мой, как за чашшою-то ездил, замаялся. К погоде, должно, падала-то. Да ты, Сергей Микифорыч, заходь в избу: ножи соберу, литовку хорошенько отбить бы... Мой-то, солонец непутяшший, кол и тот в рогатку тешет. Пригнулся Чугунок, в летник ступил. Чернышиха суетится: четверть на животе несёт, солонину лучком присыпает... - Ты, - говорит, - давай-ка, Микифорыч, не ленись, а я покуда работу для тебя соберу. За «нет» да и за «не хочу» опорожнил молодой чаплыжку, другую опростал... По редкому делу быстро повеселел. Фёкла ножами бренчит, а сама всё наливает до края. Линула и себе: - За покойничка, сынок, за отца твоего неможное выпью! Золотой был человек, земля ему пухом! Душевный... Ты весь в его уродился. Как тут не выпить? Дале уж и не упомнит Чугунок, что было. Ухнул третью... И поехал потолок на стену. Запел кузнец: Катя, Катерина, купецкая до-очь. Прогуляла Катя с вечера всю ночь... Поёт паря и не ведает, что опосля песня горючей слезою ему выльется. Рано, чуть свет, проснулся кузнец в летнике на полу. Хотел он было, хозяевов не будивши, домой тихонько уйти. Вышел во двор, косточки на зарю расправил, вчерашнее вспомнил. Плюнул и подался огородом до колодца – лицо сполоснуть. Тут Чернышихина соседка Марьяниха уж через плетень глядит, здоровкается: - Росное утро ноне, Сергей Микифорыч... Хороший денёк будет... - Должно... – отвечает кузнец. - Как спалось-то на новом месте? Поди-ка с молодайкой-то и снов не поглядел? - С какой молодайкой? – опешил Чугунок. - Во! Нате вам! Ну буде. Чего краснеешь? Шпарят тебя, что ли? Фёкла-то мне ещё с весны трындила про Зинкины по тебе вздохи. Извелась девка совсем. Она хоть и дурочка, а теперь уж куда денешься? Не крути башкой-то – не дышло... Как спать, так – свой, а встал, так – вой? - Да тебя что, Марьяниха, муха укусила? Какая Зинка? Ты што языком-то мелешь? Ступай проспись! - Ах ты, мерин боярский! Мне ещё и «проспись!» Тьфу! Будь ты весь в крапиве, поганец! Повернулся кузнец от Марьянихи – из огородной калитки дед Маковей идёт, посошком ботву картофельную отгибает – в росе онучи не замочить бы. - А! Молодой хозяин! Ни свет, ни заря, ты уж за поливку?.. Добро! Везёт же людям. Ты, Сергей, Марьяниху не слухай. Живи! Она, Зинка-то, хоть и не крупяного помола мука, да с такою женой спокойней. Ить как в народе говорится: «На худую кобылу вор не родится». Пошто молчком-то? Свадьбешку б какую-никакую сыграли... Да Бог вас рассудит. Живите, как знаете. От разговора во дворе Фёкла с постели поднялась, на крыльцо сонная вышла, при Маковее шумит на всю округу: - Чего-то ты, зятёк, рань пасёшь? Рабоа – не волк... Управимся за день-то. Сам себя не помня, кинулся Чугунок в летник, упал на подстилку, Зинку Чернышёву представил себе. Лихо одноглазое, а не девка, была Фёклина дочь: конопата да угревата, потлива да рассупониста, вокруг её двух рук пальцами не сцепишь... И то бы ещё терпеть можно. По голове Зинкиной стригун пробежал. Чернышиха, после лишая, клоки остатные с дочерниной головы состригла, на сковородке спалила да с гусиным салом перетёрла волосяной пепел. Теперь тою мазью мажет Зинке голову – лишай выгоняет. И не подумал кузнец, когда за стол Чернышихин садился, что этакую глызу Фёкла ему в невесты прочит. Пойдёт теперь кататься по языкам беда Чугункова. - Во как оплела! Оплела туго! – ударил кузнец кулаком в пол. – Спалю! Но не спалил, не разнёс Чугунок на щепы собачью эту клеть. Смирился кузнец, вихры свои чёрные, буйную головушку подставил он под икону вровень с повязанной платочком, смердящей гусиным салом, стриженой кочкой придурковатой невесты. Была свадьба... Ой, была свадьба! Уревелись девки допьяна, охмелели бабы до тоски, проводили други Чугунка в этакую дальнюю дороженьку, место хитрое – искать всю жизнь гробовой свободушки. Днём свадьбу сыграли, а к ночи жених в кузницу свою ушёл. Зинке и той передалась Чугункова кручина: задумалась, загоревала... Плачет кретя, да всё на ветер. А Фёкла её со своей полки крестит: - Буде тебе, конопатая, вавилоны разводить! Чо слюни-то распустила? Смотри, подушку сгноишь. За гриву парень не удержался, а за хвост не удержится – придёт. Всю ноченьку просидел бедняга Чугунок в пристройке своей без сна. Утро в оконце ряднушкою заткнул – и свет ему лишним показался. Только горе-то наше ходит не по жнивам, а по жилам... На третий день бабка Ланида, что Чугункова отца обряжала, глядя с яру в распадок на Чугункову пристройку, толмила бабам: - Поди-ка и обмывать нечего будет? На Ахтырския-то пресвятую Богородицу муха семь раз на дню плодится. Изрешетит тело – сквозь пальцы поползёт. Ввечеру наведаться надо ж. - Надо ж... – Толкуют бабы. – Ещё и вправду сунется кузнец в петлю. Не выпало, однако, бабкам благородство разводить. Сам кузнец на третий закат из пристройки выбрел. Но что это был за кузнец? Будто кто по шее колом его стебанул, будто руки ему повыдёргивали – на жилах висят, будто неделю держали его в грязной воде да не ополоснутым на люди вывели. Но бабы всё полегче вздохнули: - Слава те, Господи! Пронесло... Начал Чугунок потихоньку в кузнице колупаться. Что ни день, звончее поёт наковальня. В первый Спас пошли девки льны в поле глядеть, парни овсы шелушить да в колодцы горстями кидать – касаткам на зимний корм. По лугу костры развели – печь молодую картошку. Хрустели огурцами, покуда Авдотья-сеногнойка не согнала их в кадки. Ели колоба из новины с молодым сотным мёдом. В гущу доброго веселья нет-нет да и вольётся печаль, прокатит по душам звоном Чугункова молота. - Колотится женатый бобыль, - жалеют его парни. - И в Христово воскресенье нет болезному веселья, - вторят девки. Поговаривают так о Чугунке, и никому-то про себя даже не спросится: отчего это Лизавета Кудиярова конец платка закусила? Давно ли девчёнкою-недоумышем бегала Лизка по кувшинки утренние к заболотившейся старице, за Лопатинову кузню? Давно ли из-под черёмухи обслонённой, обжигая крапивою голенастые лытки, подглядывала она «разлуки». Видела, как Серёга Чугунок, разгоревшись от частой беготни, ловил лукавую «разлучницу», чтобы тою же минутою в бессчётный раз во весь дух лететь за новой соперницей. А ноне на вот те! Кусает платок, прячет руки свои Лизка Кудиярова, чтобы унять в ладонях бегущую от сердца дрожь. И никому-то не видно покуда за пеленою обманного веселья да под скорлупою отроческой линьки лица выбродившей любви. Набрякли, разнежились молодые земляным теплом, осоловели от веселья и всем гуртом запылили к деревне. Одна Лизка, не залучённая покуда сердечными тайнами вдогляд подружкам, попридержалась на дороге и, забытая всеми, в зарёвой тишине свернула к старице. А Чугунок в кузнице своей выколачивал шкворень для парной брички, прислонённой без колёс к навесу, где лежала куча берёзовых углей да охапка хворосту у кедровой поленницы. Хватил Чугунок готовый шкворень клецами поперёк, сунул в шайку с водою. Зашипело, заурчало, обдало кузнеца едким паром. Выхватил кузнец шкворень из шайки и отошёл к порогу – дохнуть ночного воздуху. За порогом Лизавета стоит, кофту теребит. - Чего тебе? – озлился Чугунок. – Мать, што ли, потеряла? - Батюшки! – отступила Лизавета. – Злой-то какой! Воды бы дал... - На чурбане вон... пей! Напилась Лизавета, ковшик повесила. Утёрлась краем платка, а дальше и не знает, что делать. И Серёга дела не видит. Мнётся, на девку поглядывает. - Ты уж невеста, - говорит. - Невеста, - соглашается Лизавета. - Да. Идёт времечко, - вздыхает кузнец. - Идёт, - откликается... - Поди жениха уж подглядела? - Жених – не жених, да не надо б двоих... - Складно! - Кому складно, кому накладно... - Оно так... Постояли, помолчали... Знать, было об чём. Беда-то разная, а горе одно. - Пойдём, Лизавета, - зовёт кузнец, - повечеряй со мною, одному-то в горло ничего не лезет, а там я тебя провожу. Согласные, ушли в пристройку. Тишина укрыла кузню закатным крылом. Только медовый серпень на холодной заре шелестел отавой, да грачёвый край за яром полоскал озимые чёрным вихрем. ... Уж и кукушка давно подавилась ячменным зёрнышком, и медведь лапу омочил, и пожнанный хлеб на овины свезли, а кузнец всё носа не кажет на женин двор. В Чернышихиной избе туман густой поселился: семейные ходят, друг дружку не видят. Ни ветерка свежего, ни лучика светлого... Завтра – Успенье, а они его празднуют уже восьмую неделю. Вечером Фёкла квашню поставила, молоко в кринки сцедила, подойник на шесток опрокинула, кликнула Зинку с чердака, где горевуха бобы шелушила, и потянула её за собой. - Пошли, что ли, чёртово семя. Будет когда конец муке моей? И спихнуть-то тебя, паразитка, не могу. Навязалась на мою голову... Ступай! Иди! В ноги падай! Зинка было заупрямилась: - Ай не видно те, маманя? Седло-то не по коню. Чужая ложка рот дерёт. Фёкла себя ажно по ляжке хлопнула: - Во, рассудила! Дура и есть. Да где тебе, дуре, понять, какой ложкой хлебать? Идём, говорю! Не то обоих вас прокляну! Пошла угревая за матерью, как тоска за пьяницей. Подходя к кузнице, Зинка опять оробела: «Не пойду и не пойду». Фёкла канителится, а девка своё: - Хоть убей, не пойду. Во злобе досадной Фёкла так долбанула дочку по лысой башке, что Зинка с ног свалилась и завыла. На тот вой Чугунок дверь в пристройке отворил, оглядел темь непроглядную, сказал в пристройку: - Почудилось, должно... – И дверь закрыл. Фёкла так вся к окошку и приросла: «Кому сказал?» От малого света лицо её стало таким страшным, что притихшая было Зинка опять заскулила. Фёкла дёрнула её за рукав. - Молчи, лындра заморская. Досиделась!.. Гляди, как муженёк твой Кудияриху обхаживает. Я его щас обхожу... Неси хворосту! Я им щас Успенье отпраздную! Чо стоишь, кикимора! А у той «Кикиморы» словно змея по спине ползёт – белее луны стоит, знобится в три трясучки. Чернышиха сама под навес побежала, на ходу всё шипит: - Я ж вам подкину жару! Я ж вас, голубки, выкурю. Вы у меня забудете и про любовь, и про разговоры... Нахватала Чернышиха хворостин веником, уголья в горне кузнецовом раздула... Дверь в пристройку распахнула и шуганула веник огненный прямо под ноги Чугунку. Мигом обхватил огонь кузнеца. Лизавете бы тушить пламя, а она припала к парню и задымилась сама. Тут-то и поняла Фёкла, что натворила злоба её. Со страху бросилась она бежать распадком подальше от пожару. А вдогонку ей – долгий, как горе, наковальный звон. Гудит наковальня чище вечевого колокола, зовёт народ... Люди, гомоня и обгоняя друг дружку, уже бегут с яра в распадок. Поняла Фёкла: куда ей бежать-то? Некуда ей бежать. Повернула она за толпою и, будто ничего не зная, понеслась обратно к кузнице. А там уж люди Зинку обступили, руки крутят. Чернышиха упала перед народом на колени, голосит: - Люди добрые! Дура ить она, дура! С малого ума ить она подпалила кузню, Лизку Кудиярову тут с мужиком углядела. Пустите вы её, дуру! Расступился народ. И то! Что с дуры-то возьмёшь? Чернышиха кинулась было дочку-то на радостях обнимать, да Зинка так на мать поглядела, что та истошно заорала и плашмя пала на землю. А Зинка, не видя боле перед собою помехи, пошла прямиком в огонь. Тут и крыша рухнула. Никто не помог Чернышихе подняться с земли. Обходя ей, стал народ расходиться по своим дворам. На другой день соговорились люди разобрать пожар да косточки, какие найдут, схоронить. Не успели они спуститься с яру, как полетел им навстречу из пустой кузни наковальный звон. На яру мужики шапки поснимали: - А ведь то ж по Зинке звон. По её безгрешной душе.
Владислав Галкин - Луговая деваВладислав Галкин - Луговая дева Когда зимой в Сибири снега обильные, летом травы на лугах сочные. Вот уж мужикам работушка, а ребятне радость — в сене поваляться, ягодой луговой полакомиться. Кто покрепче, литовкой начинал баловать: день, помотается, другой — глядишь, приловчится, вровень со взрослыми работает. Василий косу да вилы в руках не первый год держит. Себе стожок намечет и ещё соседу за пятак скосит клинышек. Все матери подмога: в семье он старший, кроме него семеро. Вскоре вместе с дедом нанялся к мужику Нефеду Дыркину. Тот хоть не богач, но кому что ни сделает — все с выгодой, где что ни возьмёт — урвать побольше старается. В селе так и говорили — жаднючйй мужик. Накосили ему работники сена для коров на зиму, а он ещё надумал лесные поляны выкашивать — заливных лугов мало. Старики и говорят: — Не жадуй, Нефедушка, Дева Луговая не любит этого. Нефедка отмахивается: — Сказки про деву, никто не запретит мне косить поляны. — Так ить олешки пасутся на них, птица разная. А ты подчистую косишь, куды столько-то?! Всего три коровы, а на десяток запасаешься! Нефед сморщил нос: — Экие вы, старики, занудливые. А про себя подумал: «Погодите, буду богатым, кланяться станете». А чтоб отвязались, про Луговушку спросил: — Откуда, какая из себя девка эта? Старики переглянулись, один сказал: — Кто её встретит, тому в работе удача: и скот сытый, и пашни богатые, и охота хорошая. А кому доведется увидеть, как она поутру косу заплетать станет, тому счастье в жизни — так бают… — А какое оно, счастье? — спросил вдруг Василий. — Это уж каждый про себя знает,— ответили старики. — Деньги — вот счастье! — хмыкнул Нефед и услал Василия с дедом в тайгу. Вскоре сам к ним уехал. Косили они как-то поляну у речки таёжной да приморились. Дед ушёл рыбки на ушицу наловить. Нефедка захрапел на телеге. Василий к стогу присел, глаза прикрыл. Вдруг по нескошенной полосе ветерок загулял; он глаза открыл, глядит — из травы девица поднялась и пошла за стога. Вскочил Василий, обежал стог — нет никого, лишь берёза стройная рядом стоит. «А ведь давеча не было». — удивился он, но решил — мерещится всякое, и ушёл на реку к деду. А тот уж полный котелок ершей натаскал, глянул на внука и удивился: — Ты что ж это, паря, с лица спал? Но Василий сказать не решился, скинул рубаху и бросился в студёную воду. Плещется, охает. Старик вздохнул: — Эх, молодень, кровь гуляет! — И пошёл к стану. Василий уплыл на другой берег, лёг на траву, в небо глядит. Вдруг слышит — в реке плещется кто-то. Выглянул, и жаром обдало его: девушка на мелководье купается. Волосы распустила, ножкой по воде шлёпает, потом на бережок выскочила, стала косу заплетать. Приподнялся он, а девушка увидела и водой его обрызгала. У Василия свет в глазах померк… Долго так стоял, но потом просветлело. Глядит — нет никого, лишь сухие травинки у берега плавают. Вернулся Василий на стан, молчит. А дед пригляделся, спросил: — Чего молчишь, аль думки об чем? Василий и рассказал… Почесал дед бородёнку, молвил: — Видать, приглянулась… Василий голову опустил. Тут Нефед подошел, ворчит: — Чего языки чешете, работать пора. Взял Василий литовку, стал косить, а сам чувствует — вроде как наблюдает за ним кто-то. Оглянется — нет никого, лишь берёзка у стога листочками шелестит. Призадумался парень: «А ведь берёзка-то раньше с другого боку стояла». Скоро вечер наступил. Нефед на телеге улегся, дед костерок развел, да маловато дровишек показалось. Велел Василию нарубить. Взял он топор, пошел мимо стана, глянул на берёзку. Тут Нефед закричал с телеги: -— Руби её на дрова! Чего рот разинул?! Размахнулся Василий, а ударить не смог. Почувствовал, будто застонал кто-то, и сердце словно огнем опалило. Ушёл в лес, набрал сушняка, принёс к костру. Нефед спросил: — Чего ж берёзку-то не рубил? Василий ничего не ответил. Только стал замечать: как пройдет мимо той берёзки, так и почувствует — вроде вздохнет кто-то. Отойдёт в сторону, а душой к ней тянется. Однажды полуденное солнце шибко припекать стало. Дед на рыбалку уплелся, Василий под берёзку лег, задремал. А берёзка ветви свои к нему опустила, от солнца заслонила. И видит он — не берёзка это, а девица. Обняла его голову, по волосам гладит. Он и воскликнул: — Кто ж ты есть, краса ненаглядная? Девица поглядела ласково, улыбнулась и ответила: — Девой Луговой меня старики кличут. Жадных да злых не терплю, трудникам пособляю. А тебя увидела — сердцу мил стал. — Заглянула в глаза, спросила с лукавинкой: — Не боишься? Ведь я нежить таёжная… Приподнялся Василий, поцеловал её в уста алые: — Какая ж ты нежить, коли с парнем любишься. Девица взаправдешная. — Взял её руку, прижал к груди. — Скажи, к кому сватов засылать: к осени свадьбу сыграем. А у той слезы в глазах стоят: — Что говоришь ты, друг мой? Сила волшебная от меня уйдёт, коли женой твоей стану. — Потом помолчала и молвила: — А может, к лучшему. Долго лежал Василий в её объятьях, на сердце ему спокойно. Вдруг вместо красавицы опять берёза встала, а над ним Нефедка кулаками потрясает, кричит: — Разлегся, а работа стоит! Взял парень литовку в руки, а Нефед прищурил глаза, спрашивает: — Что за девка подле сидела? С кем миловался? Василий плечами пожал и пошёл косить. А Нефеду не по себе: «Неужто и правда девка луговая была. Богачом через неё станет». Завидно Нефеду стало. С тех пор подле Василия вертится, доглядывает. Да только где ему: залезет в кусты, а самого в сон клонит… Но однажды поутру (солнце ещё не взошло) лежит Нефед на телеге и сквозь сон слышит — говорит кто-то, словно ручеёк журчит. Проснулся и видит — сидят у стога Василий с девицей, толкуют о чем-то. Хотел Нефедка вскочить, но решил доглядеть, что будет.. Скоро солнце из-за бора показалось, первым лучом в росе огнём радужным заиграло. Девица росинку с листа или с травины снимет, словно ягоду, на ладонь положит — любуется. А росинка играет светом, будто камень драгоценный. Набрала она пригоршню таких чудо-камней, подаёт Василию: — Сходи в город, продай купцу, деньги большие получишь. Тот руку отстраняет: — К таким деньгам не привыкли; трудом кормимся. Но девица камни в карман ему высыпала: — Бери! Матери с дедом поможешь. Они у тебя и так изроблены, да и нам на первый случай для разжитку надобно. У Нефеда дух перехватило: «Экое богатство!» Высунул голову и глазами заморгал: вместо девицы опять берёза стоит. Подбежал к Василию: — Подавай камушки! Тот плечами пожимает: — Какие?! — А те, что в кармане поблескивают. Нефед сунул руку в карман и вынул… гальки простой полную горсть. — Откуда? — спрашивает. — На речке давеча подобрал. — Зачем?! — не отстаёт Нефед. — Да больно занятные. Тому и говорить нечего. Закипел от злости, выхватил нож, давай ветки у берёзки кромсать. Василий схватил его за руку, глядит исподлобья: — Не смей! Зачем ножом балуешь, красоту портишь! Нефед струхнул, залепетал: — Ить я, Вася, маленько. На веничек, в бане попариться. Оттолкнул его Василий, дышит часто, аж ноздри расходятся. Нефед и припустил от него. В село вбежал, мужиков созвал, рассказал, что видел. А те только посмеиваются: — Видать, не приглянулся ты ей, коль галькой тебя награждает. Нефед кричит, доказывает, дескать, Василий с ведьмой спутался. Мужики пуще смеются: — Парень кралю завел — эко диво! Дело-то молодое, а ты не мешай, пень старый! Нефед руками всплеснул и к попу, про ведьму сказать. Поп пьяный сидел, носом клевал. Не понял ничего, на Нефедку напустился: — Зачем лезешь, коли знаешь, что сила нечистая! Нефедка опешил: — Так ведь не я, а она… такая-этакая. — А ты её крестом да молитовкой, глядишь, и отстанет, — бормочет своё поп. Нефед видит, что толку нет, сказал про чудо-камушки. Поп отрезвел сразу. Позвал урядника: тот мужикам приказал явиться и в тайгу на Нефедов покос отправиться. Подкрались, засели в кустах, глядят — девица у костра с дедом кашу варят, Василий листовку оселком правит. Нефед в кустах трясётся от злости, рядом поп с урядником. Поп брюхо чешет, восхищается: — А и впрямь хороша краля! Урядник мужикам знак подал: «Приготовьсь!» Выскочили они, Василий косу схватил: — Не подходи! А девица кинулась в лес, помелькало средь тёмных ёлок её белое платье и исчезло. А среди елей берёзка белая встала. Мужики, что Василия держали, опомнились, переговариваются, дед их совестит: — За что парня схватили?! Не вор ведь! Его дело с девкой любиться. Ну и отпустили. А Нефед со злости с топором подбежал, рубануть хотел по берёзке, но Василий подоспел, подставил корежину. Топорище сломалось, топор отскочил и Нефеду в лоб. Тот и окочурился. Заклубилась тут берёзка белым облачком и растаяла. Мужики крестятся, а поп с урядником бегом из тайги. На том месте, где берёзка была, поднялась девица: волосы, словно лён, белые, глаза — цветы лазоревые. Мужики сначала рот разинули, потом давай Василия подталкивать: — Ну, Василий! Ну, молодец! Вот так отыскал красавицу! Как зовут-то её? Василий на невесту глядит, оба плечами пожимают. Кто-то и сказал: — Он — Василий, а она Василисой пусть будет. Так и нарекли.
Part 2 Понимать чужую любовь, но удивительно-искренне не верить в нее. Даже когда есть неопровержимые доказательства. Верить в чудо и в один прекрасный день расхерачить эту веру. Напропалую пить, курить и переспать (по сути!) со случайным человеком. Горько переживать проигрыш и смаковать неудачу! Кажется, как это выгодно: иметь такую ситуацию и неважно, что ситуация тебя имеет сильнее! Правда, нажиться на чужом горе не получится, честность (вот откуда бы?!) не позволит. А в итоге, прочитать фактическое осмысление чужой любви и охренеть от того, что снова знаю больше, чем нужно. Пойти и выкинуть туфли на 25-сантиметровом каблуке И вновь поверить
Не надо при знакомстве казаться выше своего роста. Не надо быть выше, чем ты есть. Особенно, если вы ищите свою любовь. (с)
Дорогая Финч, ты идиотка! Два с половиной года тебе кажется, что ты мучаешься, что потакаешь мужчинам, что никто тебя не любит и никому-то ты не нужна. Говоришь, что глупа, неумеха и потрясающе невезуча! Друзей у тебя нет и строишь ты исключительно воздушные замки с каменными стенами. Ты отгораживаешься от людей и делаешь вовсе не то, чего хочешь. Влюбляешься ты всегда невзаимно, а родителям начхать на тебя. Милая моя Финч, ты неуместно забавна! Неумело пользуясь собственным очарованием (а оно есть и ты не можешь этого отрицать), ты с легкостью заводишь новых людей, как заводят месячных котят, и тут же выбрасываешь их — они не входят в твой график. Тебе кажется, что ты безумно влюбляешься каждый раз, но (признайся) ничего не хочешь делать.
Part 1 Ты построила город из камня И выросли деревья на склоне
Предположим, что школа твой характер и не закаляла. Так что то, что мы имеем нынче — результат двухлетней деятельности. А что мы имеем? Вполне нормальное поведение: общительность, но не открытость. Другие люди с их внутренним миром интересны в количестве одного человека. Оставшиеся понятны ровно настолько, чтобы можно было понимать как с ними разговаривать и в какую разведку с ними пойти — лезть им в душу не хочется да и интереса не представляет. К себе пускаю а) редко, б) неглубоко. Забавность представляется мне в том, что имеющееся на день нынешний похоже на василек, проросший между элитными пионами: уже n-ный год Финч демиуржничала самоё себя, чтобы понравиться очередному интересующему объекту — так появились рок, политика, история, химия, театральное мастерство, вокал, извращение над гитарой etc Разве что рисованием для души занималась да от Калугина не в блаженном восторге. В процессе сего творчества, этот мелкопоместный Сварог от всей души мучался и считал, что а) ломает себя, б) исключительно для благой цели. В итоге, когда появилось время и мозг желание подумать, выяснилось, что ничего не сломано, получилось что получилось И сказал Дем, что это хорошо и это получившееся нравится создателю. Из множества компонентов, которые хранились на чердаке характера, прижились нужные и полезные и, примечательно, зачастую косвенно связанные с прямо насаждаемыми чертами: доброта, любовь к свободе, природе, язвительный юмор — этакое хипповство. В общем, строили шикарный средневековый форт, лелеяли умопомрачительные пионы, а выросла палатка в пшенично-васильковом поле и ленточки в волосах
Ты построила город из камня, И выросли деревья на склоне, А вокруг стояли синие горы, А внизу горело красное море. А потом, когда закончился ливень, Ветер высушил нашу одежду, И мы распахнули все окна, И утро принесло нам надежду. Но я приду к тебе в образе смерти, И ты свои сомненья развеешь, Ты посмотришь на пустые ладони И поймешь, что ничего не имеешь. Только музыка реет над нами И рвет наши души на части, Только в музыке мы тянемся к солнцу, А думаем, что тянемся к счастью.
Уйдем от внутренностей: что-то меня московская ситуация не радует =/ Оно, конечно, увидим ещё что и как — пока непонятки, но не нравится мне это
так сказать p.s. в Нске что-то подобное врядли возможно: кавказцев нет, азиаты невоинственны, а скандирующие «Россия для русских» не то что к великоросам, к славянам-то не особо относятся
Уже кризис бы и успокоиться. Здоровье безумно подводит. Или это лень? Столько дел, которые нуждаются в обработке, а у меня нет желания их делать. Я, конечно, понимаю, что все равно все получится, сложится, «сойдёт и так», но от этого ни легче. Точнее мне индифферентно и так легко. То ли перегрузила мысли последним текстом, то ли устала за ноябрь, то ли и правда простуда подкралась незаметно — причин как у дурака фантиков, а следствие одно: мне похуй на происходящее. Неприятная пустота и усталость. Что ж, видимо, отчет о саморазрушении я все-таки напишу, пускай и не на саму годовщину, а наутро годовщины. Что с этого года? Я что-то поняла, что-то нет. «He's a man, he's just a man and I've had so many men before. In very many ways he's just one more». Но самое главное то, что он безумно талантлив. Этого и без понимания моего понять можно. Мне рядом не место, очень хочется, но нельзя есть чужой хлеб! Только это самоувещевание не спасает, правда, надеюсь, однажды сработает первый закон диалектики и от множественного повторения формула приобретет физическую оболочку и до меня это все-таки дойдёт. Уверения в возвращении — не ко мне. Принять — приму, помогу, чем могу. Но ни делать за, ни заменять — увольте, это мимо меня! Когда Аня попросила о помощи, первой реакцией был все-таки шок. Мне самой в тот момент нужна была помощь, мне самой было тошно жить. Обманывать себя и других, держаться за Сашу, как за единственное спасение. Мне и не нужны были его чувства, мне нужна была поддержка! По-хорошему, я и не представляла угрозы его женщинам, мне не нужно было их место, мне нужно было его понимание и участие в моей жизни: он понимал меня, его пинки были действительно действенны, он мог бы быть прекрасным другом, но получилось что получилось. И в этом мне стоит винить, в первую очередь, себя: правильно ориентироваться надо! Хоть бы и потому, что эти чувства можно и нужно было превратить в приятельские, а не в договор о ненависти и новых туфлях! Мечты о семье с ним, ведь от того, что дружбу с людьми привычнее больше ценить, чем влюбленность. А договор изначально был глупый, идиотский! Я не могу ненавидеть его, более того, я благодарна ему: за поддержку, которая была и она действительно неоценима, за две недели августовских ночных разговоров, после которых многое выстроилось по полочкам и от этого стало легче, и (по-моему, это должно идти первым) за то, что именно он был моим первым мужчиной А год был дурной, частично из-за моей безалаберности. Тут и две сессии, показавишие несостоятельность, лень и невсегда радовавший голимый успех, потому как, в большинстве своем — на свой страх и риск без особой подготовки. Две летние практики там же: распределять надо было свои хотелки-желалки и реально-возможную ситуацию, а этого не хотелось, верилось в идеальное стечение обстоятельств, что опять все сойдет с рук. Репутация динамистки сюда же: разговоры, а иногда и от них отказ; увиливание прямое и нет etc не хочу продолжать, неприятно. Круговорот приятных и нет людей в природе Помощь, хочется верить, с моей стороны все-таки была. (После долгого размышления, в итоге пошла за подтверждением. Как известная героиня: «пришла и взяла». Была, оказывается, «во внимании к творчеству и поддержке». Теперь чувство выполненного долга родине. А еще приятно, что не ломала себя в угоду кому-то, а от чистого сердца делала и это и было нужным. И подумал Бог, что это хорошо) В общем-то, неплохой был год. Наверное, ничего не осталось на прежнем уровне, сменив или место, или колер. Оно, конечно, «жить в эпоху великих перемен и врагу своему не желай», но жалеть за прошедший год не о чем, разве что поностальгировать, а это, согласитесь, уже другое дело Я натворила столько всяких бед, Я так вела себя, что мне прощения нет
Выстраиваясь медленно в эпоху, ни шатко и ни валко шли года. И жил талант. Больной. Нелепый. Хмурый. Всего Гомера знавший назубок., Его считал своею креатурой тогда еще существовавший бог. Бог находил, что слог его прекрасен, что на земле таких - наперечет!..
Но с богом был, конечно, не согласен тогда еще не отмененный черт. Таланту черт шептал: «Опомнись, бездарь! Кому теперь стихи твои нужны?! Ведь ты, как все, погибнешь в адской бездне. Расслабься! Не отягощай вины». И шел талант в кабак. И - расслаблялся. Он пил всерьез! Он вдохновенно пил! Так пил, что черт глядел и умилялся. талант себя талантливо губил!..
Бог тоже не дремал! В каморке утлой, где -стол, перо и пузырек чернил, бог возникал раскаяньем наутро, загадочными строчками дразнил...
Вставал талант, почесываясь сонно. Утерянную личность обретал. И банка огуречного рассола была ему нужнее, чем нектар... Небритый. С пересохшими губами. Упрямо ждал он часа своего...
И строки на бумаге проступали, как письмена,- отдельно от него.
И было столько гнева и напора в самом возникновенье этих строк!.. Талант, как на медведя, шел на бога! И черта скручивал в бараний рог!.. Талант работал. Зло. Ожесточенно. Перо макая в собственную боль. Теперь он богом был! И был он чертом! А это значит: был самим собой. И восходило солнце над строкою!..
Крестился черт. И чертыхался бог. «Да как же смог он написать такое?!» ...А он еще и не такое мог. (безумно люблю эти строки. С тех пор как случайно нашла, готовясь к очередному конкурсу)
@музыка:
«Ария Марии Магдалины» Ллойда Вебера; Финальная ария Денизы и Фернана из «Небесных ласточек»
АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. А вот это глупости… Родителей нельзя стыдиться. Это грех. Твой дед Иван Ермолаевич Лепехин всю жизнь трудился. Ну, с вишней у него не получилось, зато новый сорт киви вывел, и крыжовник «Заря коммунизма» очень хорош был. ВАРВАРА. Это которого два куста за старой уборной? АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. В свое время вся страна его сажала… ВАРВАРА. Ну да, а сам он генетиков сажал! Соседи с ним не разговаривали! АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ. Соседи! Что ты хочешь от соседей? В России соседи всегда сволочи! Кто усадьбы жег? Соседи! Кто доносы писал? Соседи! Кто полстраны посадил? Соседи! ВАРВАРА. Неправда, дядя! Соседи – это общественное мнение! А деда – не любили, да.
Дожили! Хожу по квартире и напеваю перечитай Ленина, Троцкого, Маркса и Энгельса etc Бо третий день избранные сочинения двух последних штудирую и завтра то же светит лампочкой Ильича. Черт дернул загуглить: что за песня-то? Говорила же: съеду с катушек к Новому году — в общем, с приплыздом, Драко! я, как выяснилось, Калугина пою. Звездец! Перечитай Малую землю и Возрождение. Перечитай Речи на съезде мудрого Сталина. Перечитай Ленина, Троцкого, Маркса и Энгельса. Перечитай, перечитай. (вот эту часть я и напевала) Перечитай Хрен с ним с Геноном, хотя бы Лимонова. Перечитай, перечитай.
+ понравилось: Лилия К. покинула группу СПб. Алкоголь оптом, дёшево. От 5л. (Виски, текила, мартини, абсент, ром, самбука, водка, коньяк). Полевой сезон закончился? )
Случайно попала на Русское варенье в Глобус. Что могу сказать по этому поводу: то, что я вчера увидела - это а) спектакль на Малой сцене Глобуса, б) одиозное восприятие г-жой Улицкой Вишневого сада. Постановка на Малой сцене - вообще своеобразное действо, бо первый ряд его располагается прямо на сцене (простите за тавтологию), а потом ряды резко уходят вверх. Из-за этого ощущение вцелом такое же, как от подглядывания в окно чужого дома. Действо приятное, уж не знаю как написано (каюсь, кроме Сонечки и Медеи ничего у Улицкой не осилила), но сыграно славно, местами даже пронзительно-сильно. 2 акта. 3 с небольшим часа. Потомки тех самых Лопахиных и Раневских, объединенных одним семейным кровом - дача, превращенная в загородный разваливающийся дом с то ли вымерзшим, то ли высохшим садом. Семья большая - мать-переводчица Наталья Ивановна, ее брат-математик Дюдя, на правах домохозяйки - Маканя, сестра натальиного покойного мужа, три дочери Натальи — болезненная студентка Лиза, зарабатывающая сексом по телефону, мечтающая о Париже Лёля с мужем-музыкантом и старшая - набожная Вава; старший сын-бизнесмен Ростислав и его жена Алла, пишущая дешевую литературку для домохозяек. Здесь пьют водку, рассуждают о былом и пугают грядущим. «И в этом «вишнёвом саду» XXI века варенье варят из покупной ягоды с утопленной в нём мышью». Интересная деталь — белые одежды на всех героях, появляющиеся к последней сцене, как символ умершей души. В общем и целом, спектакль грузит, но осадка «на подумать» не оставляет (правда, может это у меня после двух семинаров такое ощущение). А сходить советую, хоть бы и ради актерской игры. В беспросветные дни осенние И в трескучий лютый мороз, После грозного потрясения, Злых обид и чёрных угроз, Вдруг почувствуешь: легче дышится. И внезапно в душе твоей Ни с того, ни с сего послышится Танец маленьких лебедей (Маргарита Алигер — Танец маленьких лебедей)